Ахмед Рушди - Кишот [litres]

Доктор Смайл сделал паузу, чтобы перевести дух. Кишот терпеливо молчал.

– Ты такой же, – снова заговорив, доктор неожиданно ткнул в сторону Кишота пальцем. – Тебе тоже наплевать на так называемых наших. Колесишь по стране – то там, то тут, то вообще неизвестно где, какой там причал, верно? Корабль без руля. Автомобиль без водителя. Откуда ты там есть-пошел, кто ты есть, ты вообще когда-нибудь думал об этом? Я не уверен.

– Ты очень зол, – мягко ответил Кишот. – Но ведь я в этом не виноват.

– Что ты любишь? – ревел доктор Смайл. – Индийскую еду? Национальную одежду? Может, нашу религию или обычаи? Да я вообще не думаю, что для тебя все это хоть что-то значит. Я прав или нет?

– У меня есть тринадцать вещей, – признался Кишот, – которые не дают мне забыть, кто я. Несколько семейных фотографий, коробок спичек “Чита”, слепок головы в гандхарском стиле, чучело удода…

– Ты дурак, – констатировал доктор Смайл, а затем решительно, с нажимом добавил, – но дурак, у которого сегодня очень удачный день. Дуракам везет, мне – нет. Но они не дождутся, что я буду прятаться по норам, как крыса. Я никуда не исчезну, я не беглый преступник. Я буду защищать себя, заплачу любой залог, сколько бы ни назначили, надену на ногу этот чертов браслет и буду защищаться. Это Америка. Я буду бороться, и победа будет за мной!

Его тирада прозвучала совсем не убедительно, словно он сам не верил в то, что говорит.

– Твоя позиция достойна уважения, – сказал Кишот.

– Никто не понимает, – в голосе доктора Смайла была слышна усталость человека, в одиночку несущего общий груз, – что наш бизнес становится жестче с каждым днем. Я работаю ответственно, через дипломированных врачей и т. д. А теперь появились уличные банды. Они терроризируют моих людей. Вовремя ты ушел, скажу я тебе.

Я не ушел, подумал Кишот, меня уволили. Этого он также не стал произносить вслух.

– А что за названия, – скорбно рассуждал доктор Смайл. – Девять гангстеров Трея. Это же вообще ничего не значит. Они тупо продают на улицах все подряд. Героин, фентанил, фуранил, экстази, колеса, дибутил один. Никакой ответственности и никакого контроля. И они роняют мои продажи.

– Могу я тебя спросить, – наконец перебил его Кишот, – зачем ты хотел меня видеть? И почему сказал, что у меня сегодня очень удачный день?

– Ты такой же, как все, – печально подытожил доктор Смайл. – Я, меня, мне.

Доктор Смайл скорбно качал головой с видом человека, который самоотверженно работает ради блага других, но не получает в ответ от этого эгоистичного мира ни уважения, ни любви, а затем указал на свой саквояж.

– Ты должен хранить это в полной безопасности, – сказал он. – У тебя же есть банковская ячейка и ключ?

– Да.

– Храни мой саквояж только там. В нем много небольших белых конвертов. В каждом из них – месячная норма спрея InSmile™. Каждый месяц ты должен будешь встречаться с некоей дамой и отдавать один из конвертов лично ей в руки. Процедура с ней согласована.

– Это очень больная дама?

– Это очень важная дама.

– Это дама, у которой есть медицинские показания?

– Это дама, которой мы хотим сделать приятное.

– Так ты хочешь, чтобы я сделал, – Кишот произносил слова с тем же надрывом, что и доктор Смайл совсем недавно, – приятное человеку, который на самом деле не болен.

– Спроси, как ее зовут, – посоветовал доктор Смайл. – Потом посмотрим, что ты скажешь.

Когда имя было произнесено, небеса разверзлись и излили на Кишота неземное сияние, омыв его потоками счастья. Его усилия не прошли даром. Он доказал, что достоин, и Грааль сам дал о себе знать. Во имя любви он отринул причины, осознал тщету земных знаний, отсек мирские желания и привязанности, понял, что все в этом мире связано, поднялся над гармонией, и вот теперь, в долине Изумления, имя его Возлюбленной парит перед ним в воздухе, словно на экране гигантского телевизора.

Кишот понял, что испытывает любовь к человеку, сделавшему это чудо возможным.

– Я люблю тебя, – признался он доктору Смайлу.

Погрязшего в проблемах доктора такая реакция потрясла и испугала.

– Что ты сказал? – требовательно переспросил он.

– Я люблю тебя, – повторил Кишот.

Небесное сияние продолжало обдавать его своими каскадами, к которым, похоже, прибавилось пение ангелов.

– Мужчины не говорят такие вещи мужчинам, – сердито отчитывал его доктор Смайл. – Среди членов семьи, конечно, могут быть всякие люблю-тебя, даже среди кузенов, да, но никак не в таком тоне. Это обыденность, как поцеловать воздух возле щеки. Что это еще за люблююю. Поспокойней, пожалуйста. Мы с тобой не муж и жена.

Кишоту же очень хотелось ему ответить: Разве не видишь ты, что повсюду разлилось небесное сияние? Не слышишь пения ангелов? Только что здесь произошло чудо, и сотворил его именно ты, как же еще я могу реагировать, если не своей безграничной любовью!

– Скажи ей, – доктор Смайл сменил тему, – что мы постоянно совершенствуем свои продукты. Что мы преодолеем нынешние трудности и пойдем дальше. Скоро у нас будет маленькая таблетка, всего три миллиметра в диаметре, тридцать микрограмм. Она будет в десять раз сильнее, чем спрей InSmile™. Скажи, что это ей тоже будет доступно, если она захочет.

Затем у Кишота закружилась голова, птицы из парка закружили над ним в призрачном танце, и начался его агон, великая внутренняя битва, в которой участвовало все его естество, битва, в которой он сам нападал и сам защищался. Кишот номер один ликовал: Моя Возлюбленная совсем близко, Кишот номер два сомневался: Как я смогу уважать себя, если соглашусь на мерзость, которую он мне предлагает? Кишот номер один убеждал: Со мной произошло чудо! Я не могу отвергнуть его, Кишот номер два возражал: Она здорова и не может принимать лекарства для больных в терминальной стадии! После под этим американским дубом, который никак не был растением тропическим, рядом со своим индийским кузеном, который никак не был человеком этическим, его надломленное сознание неожиданно заполнил неуместный глупый стих:

Внезапно он осознал, так ясно, как только мог, свою истинную природу. Он не чист. Он тот самый бам-бук. Ущербный и в то же время прекрасный, достойный восхищения и в то же время заслуживающий порицания. Он не сир Галахад, ни в чем на него не похож. За этим озарением последовало еще одно – его странствие, весь проделанный им путь, рассыпалось в прах, укрылось от этого света, словно ночное создание, ненавидящее солнце. Это иллюзия, его стремление быть достойным, сделаться достойным ее. На самом деле важна лишь эта возможность, толчок. Докторский саквояж – вот что важно! Он все расставил на свои места, сделав его не рыцарем, а оппортунистом, то есть в целом самой гадкой из всех возможных форм жизни. В целом недостойным.