Анатолий Афанасьев - Искушение
- Название:Искушение
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Молодая гвардия
- Год:1988
- Город:Москва
- ISBN:5-235-00588-0
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Анатолий Афанасьев - Искушение краткое содержание
Искушение - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Я уезжаю, Наденька. Перевожусь в Федулинск. Уже все оформил — завтра еду на разведку.
— Вот как!
— Да. Так. Алешу только не с кем оставить на недельку… Пока там все устрою с квартирой… Да и четверть у них кончается еще через три дня.
— Я возьму Алешу к себе, — оказала Надя.
— А родители?
— Мы к нам вместе сейчас поедем.
— Ты храбрая девочка. Я люблю тебя!
— Не надо об этом.
— Это самое важное, Надя.
— Все равно не надо.
Она не сопротивлялась, когда он начал ее целовать, обжигая горячей кожей. Она видела краем глаза выходящих из дверей однокурсников. Пусть смотрят. Это ничего. За изгородью прохаживалась, помахивая сумочкой, Нина Клепикова. «На Надьке можно ставить крест!» — думала она с завистью. Четким строевым шагом прошел мимо скамейки Виктор Муравьев. «Целуются голубки, — отметил он. — Проклятая жизнь, псу под хвост!»
Павел Павлович с супругой приняли новость о том, что у них будет жить чужой ребенок, против ожидания, хладнокровно. Кораблев-отец деликатно заметил: «Разумеется, где же ему жить, как не у нас». Не удивился, не восставал, был как будто доволен, что все определилось наконец. Он вообще предпочитал в жизни ясность положений, чем нажил себе репутацию консерватора. Анастасия Ивановна уже привычно щелкнула дятлом, а когда на следующий день, к обеду, Пугачев привел Алешу, она сразу отправила мальчика в ванную и вымыла ему голову польским ароматным мылом «Улыбка».
Надя провожала Федора Анатольевича на вокзале, как провожают в дальнюю дорогу — с влажными глазами на утомленном лице.
— За Алешу не беспокойся, все будет в порядке. Я обещаю…
Пугачев был весел, шутил, показал ей фокус с исчезающей спичечной коробкой.
Надя вымученно улыбнулась, подтверждая, что ей по душе и фокус, и все вокруг. Когда проводница собралась поднимать трап, она заспешила, заговорила бестолково:
— Федя, Федя! Я же не верила, совсем не верила. Как это случилось? Боже мой! Я теперь ничего не пойму… У меня сердце ноет, болит. Что с нами будет, дорогой? Что с нами будет?
— Кончишь институт, поженимся, переедешь ко мне в Федулинск! — со спокойной точностью определил Пугачев.
С подножки оглянулся, счастливый, юный, крикнул:
— Дочку мне родишь, Надя! Дочку!
Она долго, завороженно смотрела, как гибкое тело поезда, отражая вечернее солнце зелеными боками, заворачивает в туннель. Потом пожала плечами, гордо вскинула подбородок и пошла через зал ожидания к метро…
КОМАРИНОЕ ЛЕТО

Лежал ночью, сна не было, пытался помечтать о чем-нибудь приятном. Пустое занятие. Вообще пустое, а по ночам особенно. Опасное даже. Впрочем, когда-то мне это удавалось…
Весь июнь и начало августа стояла небывалая для этих мест жара. Дни плавились, истекали жаром, как блины, а ночи были полны густого комариного звона.
Квартировал я у хозяйки Катерины Авдеевны, снял у нее флигелек на все лето — в местечке Капустино. Это средняя полоса России — лесная, водяная, нехоженая. Так вышло, что к перелому жизни, к пятидесяти годам у меня вдруг выдалось свободное лето.
Обстоятельства были такие, что, оглянувшись как-то вокруг, я не приметил ни друзей, ни родных, ни жены, ни детей. Мелочные подробности бытия расступились, стало очевидно, что дни мои, в сущности, сочтены и нервотрепка предчувствия возможных свершений окончилась. Я не слишком огорчился, а взял и уехал на все лето под Торжок.
Прихватил с собой по привычке работу: папки с выкладками, чертежи, графики и прочее — всю дребедень захватил, обманывая себя, что закончу наконец свой гениальный учебник для техникумов, но прошел уже месяц, а ни одной папки так и не удосужился раскрыть. Вот они пылятся на полке серой грудой, тщетно взывая к трудолюбию. Забавно, ей-богу, думаю я. Привычка к труду благородная! Что это такое, как не лень-матушка навыворот? Даже хуже, может быть, чем лень. Какой-то постоянно действующий наркотик.
Прежде бы я посчитал подобные мысли кощунственными, но теперь спокойно думаю, что нас много таких рыщет по свету, озабоченных, суетливых, незаменимых, недоверчивых, имеющих на все готовое мнение. В минуты прозрения, бывает, мы все про себя понимаем и тогда искренне жалеем, что медицина до нас не добралась, пред нашим недугом бессильна и даже не имеет для него специального термина. Успокаивает, правда, давно закрепившаяся в мозгу мысль, что все же мир именно на нас держится, тружениках, на людях дела.
Галлюцинации начали посещать меня с того дня, когда я впервые повздорил с Катериной Авдеевной. В общем, дело было пустячное. Хозяйке давно не нравилось, что курю во флигельке — пожара опасалась, но замечаний из деликатности не делала. А тут наконец решилась сделать в завуалированной форме. Сказала: «Чего вы все дымите да дымите, Сергей Владимирович, почернели весь ажно! Шли бы на реку, там-то какое приволье!»
Я ответил грубо:
— А это уж мое дело, где мне быть, уважаемая хозяйка! За дом не бойтесь, не сожгу.
Раньше, до этого лета, я не умел отвечать так грубо, да еще доброму человеку, тем более ни с того ни с сего. Нервы, видно, совсем сдали. Как бы не хватил инфаркт или чего похуже. Катерина Авдеевна, кстати, мне не чужой человек — дальняя родственница по матери. Ее муж покойный, краснодеревщик, бывал у нас в гостях, наезжая по надобности в город. Он угорел от водки. Ни разу, насколько мне известно, не сумел он исполнить дел, за которыми приезжал в город, и уезжал, как и приезжал, пьяный и охрипший, только без копейки в кармане. На обратный билет занимал у матери и долг присылал исправно. Мне тогда к тридцати шло, а ему было лет пятьдесят — громадный неукротимый мужчина с трясущимся веком.
— Все ведь пропьешь, Данила! — пеняла ему матушка. — И ум пропьешь и совесть. Подумал бы — у тебя семья!
— Нету у меня семьи! — весело гремел краснодеревщик. — Нахлебников — куча, а из семьи никого нету. Семью я в первую голову пропил. Да ты не горюй, Настя. Все, как ты говоришь, пропить невозможно. Обязательно что-нибудь останется, чтобы дальше пропивать. Не кровь, так вьюшка.
Теперь ничего от него не осталось, разве шрам у Катерины Авдеевны от виска к щеке, память о противодействии похмельному мужу.
Вот с того раза, как мы объяснились с хозяйкой насчет курения, начались мои галлюцинации. Первая была ерундовая. Пришел ночью ко мне незнакомый солдат-артиллерист, сел в ногах на постель, спросил:
— Ну что, Серега, докучают комары-то? Зудят?
Солдат был какой-то взопревший, точно из бани. Во мне страха не было, только любопытство: как это он через запертую дверь ввернулся.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: