Николае Есиненку - Деревянная пушка

Она явно что-то путает.

— В село — за мной?!

— Удивляешься? Я сама удивилась, когда услышала, но товарищ, который приходил, сказал, что знать ничего не знает. Явился вечером: так и так, все, говорит, организовано. Понимаешь, они решили, что машина нужна, чтобы вывезти тебя из села… Это ты им сказал?

— Я?! — И вдруг вспоминаю: — Ах да, только я не говорил, чтобы в село. Когда Андрей и Ион решили вернуться, я просил их позвонить ко мне на работу…

— Он и сказал, что звонил кто-то, будто бы ты просишь прислать за тобой машину… шофер уже в курсе.

— А вы?

— Что — мы?

— Где его теперь искать?

— Об этом-то я и думаю весь вечер! На работу тебе звонить поздно, а домашнего адреса водителя тот товарищ не знал.

— Стой, я знаю!

— Погоди, куда? Скажи мне: как мама?..

Наконец мы едем, вернее, сели в машину и отправляемся. Как я искал водителя, как нашел, как будил, как мы вместе искали сторожа в гараже, как он отыскался, вдрызг пьяный и без ключей, потому что он, когда напивается, прячет ключи от греха подальше, зато когда протрезвеет, не может их найти дня три кряду… словом, обо всем этом излишне рассказывать. Так или иначе — едем.

— Постой, — вспоминает жена, — а как быть с Ионом и Андреем?

— Что делать, уже светает.

— То есть как — что делать? Узнать, где они и что с ними, может, им надо помочь, может, они сейчас в морге…

— Не знаю, не знаю… голова раскалывается. Который час? Как, уже восемь?

— Ладно, только не опоздать бы. И потом… я ведь не помню, где живет Ион.

— Дан помнит.

— Папа, я помню! Я же помогал им переезжать в новую квартиру.

— Вот это здорово! Он знает, а я — нет!

— Не ссорьтесь, — слышится умиротворяющий голос водителя. В другой ситуации он бы жутко ворчал: как же, разбудили среди ночи, но сейчас ворчать неловко. Он смотрит на нас с сочувствием. — Постараемся успеть. А сейчас — куда ехать?

Едем к Иону — дверь заперта, на стук никто не отзывается. Мчимся к Андрею, а конец не близкий, город вырос, туда и обратно — это еще один потерянный час. Тем не менее — едем.

— Они уже час как отправились, — сообщает соседка по квартире.

Я кладу руку на плечо водителя:

— Гони, браток! Теперь мне только и не хватает — опоздать на похороны брата!

— Но, может, они еще не выехали из города?

— Думаешь, в морге? Снова, значит, возвращаться в центр? И что мы там узнаем?.. Нет, поехали. Давай жми!

Водитель «жмет», деревья на обочинах летят назад, жена задумчиво сидит на заднем сиденье, обняв детей, тоже примолкших, а мои мысли устремляются к Володе. Где-то на другой дороге, а может, и на этой же, впереди нас, а может, и сзади едет другая машина, и в ней трясется он, мертвый. Я еду в село, чтобы потом вернуться в город; он едет туда же, но уже не вернется.

Оглядываюсь на жену. По ее щекам текут слезы.

— Если бы вы не оставили его… — бормочет она и горестно качает головой.

Я уже слышал эти слова. Кажется, мама, а может, одна из сестер произнесла их вчера там, в селе:

— Если бы вы его не оставили…

Нет, это говорили женщины, которые готовили голубцы. Одна сказала другой:

— Они все ученые, а он нет… вот и отбился от братьев…

Кусаю губы.

Глупости, глупости! Какое отношение имеет диплом к смерти? Разве смерть спрашивает об образовании?!

— Еще бы! Они были заняты своими учеными делами, за братом не смотрели… Что же ему оставалось? Начал прикладываться к стаканчику…

— Да разве он от пьянства?

— Нет, от сердца, но это, считай, одно и то же: свободно мог помереть и от пьянства. А вот если б они его берегли…

Да, правда, Володя искал нас. Но что выходило? Придет к Андрею — Андрей на лекциях. Прибежит к Иону — Ион на совещании, ко мне — я в городе. А сколько раз мы с ним говорили по-человечески, без спешки и раздражения? На пальцах можно пересчитать. Да что на пальцах! Если по совести, то я могу точно припомнить только один случай. Это было в ту пору, когда я решил жениться. Шел с женой, тогда невестой, и мы встретили его на улице. Он подошел, протянул руку.

— Колян, это верно — то, что я слышал?

— Верно… — я представил ему свою будущую жену.

Он улыбнулся и ей. Боже, какая у него была улыбка!

— Только не ерундите, — сказал он нам обоим и добавил отдельно для меня: — Как Ион…

Ион уже был однажды женат, потом развелся. Именно это имел в виду Володя.

Водитель «жмет», а я твержу про себя одно и то же: Володя просто устал бегать от одного брата к другому. Он казался неутомимым в своем упрямом стремлении собрать нас, противостоять центробежным силам быта, и вот — устал, надорвался…

— Если бы вы хоть чаще встречались… — бормочет сзади моя жена.

— Если бы вы хоть чаще встречались… — слышу я голос женщин во дворе.

— Сыночки мои милые, как же вы его потеряли?!

«Андрей, Ион, Александр, братья и сестры, ведь это мы с вами потеряли Володьку, слышите?!»

— Приехали, — водитель плавно тормозит у колодца, и я вдруг вижу полный двор людей. Чуть не половина села собралась вокруг нашего дома. Все поднимаются и медленно идут к нам. Лицо водителя внезапно покрывается крупными каплями пота. Они думают, что мы привезли тело…

Но нет, люди минуют нас и идут дальше. Я выскакиваю, прикрываю за собой дверцу.

Прямо позади нашей «Латвии» остановилась другая машина. Володя догнал нас. Володя, ты собрал нас наконец вместе.

Много лет мама ждала минуты, когда мы, все пятеро ее сыновей, вместе войдем в ворота. Дождалась — мы, четверо живых, вносим во двор пятого. На плечах, в гробу.

Я не вижу, куда ставлю ноги, не слышу ничего, только обрывки слов, чьи-то вопли — это рыдает одна из сестер, но которая именно — не знаю. Все смешалось в моей голове, все скользит мимо, одна фраза сверлит мой мозг. Я вдруг обнаруживаю, что сижу на какой-то доске в глубине огорода, во дворе гремит оркестр, медленно гремит, тягуче, а фраза эта стучит в моей башке как молоток. Кто произнес ее? Может быть, никто? Я пытаюсь прогнать ее — не получается. Нет, кто-то все-таки произнес, кто-то из тех, кто стоял у ограды, какая-то женщина. Мы как раз вносили гроб в ворота, и тут она сказала… Как бы забыть это? Хочу — и не могу, пробую — и не выходит. Мне даже совестно: в доме такое несчастье, а я вожусь с этой навязчивой фразой, брошенной бог знает кем.

Надо бы чем-то заняться, каким-нибудь делом, но мне вдруг отказывают ноги, и я вновь опускаюсь на доску. Александр, младший брат, подходит и говорит, что все в порядке, все устроено, что он должен был сделать в мое отсутствие, то сделал. Все готово к похоронам.

— Калачи привезли, могильщики покормлены, сейчас они на кладбище. Скоро придут… они сказали, что должны быть здесь, когда привезут тело.

Проклятая фраза не идет у меня из головы. Она не имеет никакого отношения к происходящему, но я не могу прогнать ее. Подходят остальные братья. После того как гроб был установлен в доме, они разбрелись кто куда. Вышли во двор, но всюду как-то тесно, нескладно. Родственники и соседи толпой сгрудились у тела Володи, а мои братья так же, как я, не знают, что делать. Ион и Андрей рассказывают Александру о том, как ехали сюда. Они потому так сильно задержались, что морг — поди знай! — открывается ровно в девять, и ни минутой раньше. Они-то надеялись забрать тело на рассвете, а вдруг оказалось… словом, до девяти они с бессильными проклятиями слонялись вокруг этого жуткого учреждения. Ведь все было готово: документы, одежда, гроб — и вот на тебе! А как трудно было выцарапать эти документы! Целый день вчера бегали то за одной подписью, то за другой. Только подумать, какие сложности создает смерть одного-единственного человека! Бумаги, бумаги, бумаги…