Николае Есиненку - Деревянная пушка

— Вот как! — повторил тот, кто задал вопрос, и, обернувшись назад, вдруг громко крикнул: — Здравствуй, Белу!

— Здравствуй, Белу! День добрый! Здорово! Как поживаешь? — заговорили разом и остальные. Кое-кто приподнял шляпы, а иные даже обнажили головы.

— Привет, — сдержанно ответил Белу. — Все в порядке.

Языки развязались, словно и не было перед этим никакой неловкости.

— На родину едешь, Белу?

— Да, навестить кое-кого хочу…

— Так, так… Ну, что скажете? Настоящий горожанин! Это вам не тяпкой махать, — проговорил кто-то пониженным голосом, в котором безусловно слышна была гордость за земляка, правда, с легкой примесью так называемой белой зависти.

Между тем контролер проверил у пассажиров билеты, двумя пальцами козырнул Белу и вышел из автобуса.

После его ухода мужики разговорились совсем уж вольно:

— Да, братцы, вот что такое город!..

— Еще бы! Достаточно взглянуть на него: и одет по-городскому, и слова этакие, если ты заметил, городские… Вот увидите, он жену тоже туда заберет! Ей, бедной, скучно сидеть в селе.

— Жене-то? А чего скучать? Я слышал, к ней Семибрат ходит…

— Тсс! Не наше дело!.. Когда Белу уезжал в город, про него тоже злословили, а теперь он, видишь, большим человеком стал, всех нас продаст и купит… Что хорошего слышно в городе, Белу?

— Город есть город, Ион…

Люди подтверждающе закивали: да, город есть город.

— Вы вспомните… когда он жил с нами, тоже болтуном был, как мы. А теперь как отвечает? Коротко, четко… настоящий горожанин. Интересно все-таки, что у него за служба? Только милиционерам выдают такой документ.

— Милиционерам? Ха! Бери выше! Если милиционеры не в командировке, они тоже платят за дорогу. У меня брата зять…

Тихонько переговариваются мужики и время от времени с восхищением поглядывают на Белу: как-никак их односельчанин — и вот в какие люди вышел.

— А я все-таки думаю, он в милиции.

— Нет, тогда бы он был в мундире. И вообще не стоит делать из мухи слона. У меня, в конце концов, тоже восемь классов…

— Давайте попросим его, чтобы показал нам спецпропуск. Я лично никогда таких документов не видел. Или… рассердится?

— Запросто может рассердиться. Кто ты такой, чтобы у него документы требовать?.. Давайте лучше подумаем, как бы к нему подходец найти… Может, он кого-нибудь из нас тоже возьмет в город… Сколько можно коровам хвосты мыть?..

Ехать оставалось еще долго, дискуссия разрасталась и разветвлялась, но уже никого не приходилось убеждать в том, что этим человеком село может всерьез и основательно гордиться. Теперь все разглядывали Белу без малейшего стеснения, нежно, как брата или даже сына. И можно понять общее потрясение и возмущение, когда автобус осадил перед вторым контролером и тот, мгновенно проверив у всех билеты, остановился перед Белу.

— У него же спецпропуск! — закричали все в один голос — Чего пристал к человеку?!

Как ни странно, эти крики не произвели на контролера ни малейшего впечатления. Он был противный, злой, малорослый, но дело свое, как говорится, знал туго.

— Вы, адвокаты! — хладнокровно сказал он. — Закройте рот, вас не спрашивают.

Кое-кто тут же и замолчал, но отдельные смельчаки и не подумали сдаваться:

— Это зачем же нам рот закрывать?

— А затем! Иначе я всех повысаживаю к черту… — И он требовательно протянул руку к Белу: — Видал я всяких со спецпропусками. Давайте проездной документ, гражданин! Да поживее: сами себя задерживаете!

Теперь уже замолкли все, кроме двух отчаянных голов, которые, фигурально говоря, начали засучивать рукава и, возможно, дошли бы в своем патриотизме до членовредительства, если бы один из пассажиров — натурально бес-искуситель, какие встречаются в любом автобусе, — не прошептал:

— Спокойно, братцы! Пускай проверяет… Сейчас нарвется! Вот увидите, как он сядет в… Покажи, покажи ему, Белу!

Хорошо еще, что этот хитрец не договорил, во что сядет контролер.

Тем более что тот ни во что садиться не собирался.

— Что за филькина грамота? — брезгливо спросил он, держа документ как-то на отлете.

— Спецпропуск, — тихо сказал Белу.

— Я вас спрашиваю: где вы работаете?

— Там все написано, — еще тише ответил Белу.

— Здесь написано, что вы подметальщик на заводе! И это не дает вам никакого права бесплатно разъезжать в междугородных автобусах. Ваш спецпропуск — это пропуск на территорию завода и обратно… — Голос контролера становился все более резким и пронзительным. — Ясно вам? А теперь будьте добры уплатите штраф. Не хотите? Тогда попрошу пройти со мной…

Все случилось так быстро, что пассажиры, можно сказать, потеряли дар речи. Они вытаращили глаза и раскрыли рты. Только когда автобус снова тронулся и Белу с контролером остались далеко-далеко позади, кто-то промычал:

— Мда-а… наваждение, верно?

И больше до самого села никто не проронил ни слова.

А те, которые сняли шляпы, опять надели их.

Да, сомнений почти нет — везде явно действовала одна и та же рука, а это значит, что преступник наверняка будет схвачен. Майор не торопился, он еще и еще раз уточняет детали:

— Вы уверены, капитан, что ничего не похищено?

— Лучше бы он похищал, товарищ майор, тогда были бы следы. А так… Просто нечистая сила. Разбивает витрину — и исчезает.

— Отвлекающий маневр?

— Допускаю. Но в сводках — тишь да гладь.

— Ничего себе тишь… грохот, наверно, стоит страшный. А он уходит?

— Как вода сквозь пальцы.

— Мда… Я предупреждал на летучке: приближается лето, подростки выходят из-под контроля школы и родителей. Надо бы укрепить кадры дружинников.

— Укрепили, товарищ майор. На предприятиях проведен соответствующий инструктаж. Уточнены зоны патрулирования.

— А преступник бьет стекла!

— Товарищ майор, дружинники выходят на дежурство после рабочего дня… они и так помогают чем могут. Решительно все меры приняты.

— Значит, не все.

— Мы тщательно анализируем каждое происшествие…

— Хорошо, капитан, вернее — плохо. Давайте-ка еще раз пройдемся по последнему случаю.

Капитан листает синюю, довольно тощенькую папку.

— Вот. Магазин номер восемь. Как только зарегистрировали звонок, я немедленно выехал с опергруппой и приказал окружить магазин. Народу собралось — словно дефицит выбросили. Мы с сержантом еле пробились в помещение. И к тому же директор орал как зарезанный.

— Преступник нанес ему увечья?