Николае Есиненку - Деревянная пушка

— Не перебивай, дай договорить! Нет у меня других свободных людей! Или прикажете снимать их с машин, комбайнов, тракторов?

Подумаешь, — ворчит Кирикэ.

— Вот и подумай! У меня — план, и я его обязан выполнять. А планировать для вас свадьбы, крестины и концерты — это, уж извините, не мое дело. Короче говоря, так. С сегодняшнего дня поступаете в полное распоряжение этого товарища…

И председатель указывает на незнакомца, по-прежнему стоящего у окна. Он даже не обернулся, когда музыканты играли.

Наши герои предчувствуют недоброе.

Наступает тягостное молчание.

Незнакомец как стоял, так и стоит.

И вдруг поворачивается на каблуках и вроде негромко, но очень властно и четко командует:

— Смирно!

Музыканты от неожиданности вытягиваются и, как говорится, едят его глазами.

Луг на краю села. Давешняя телега. В телеге — пожарный насос. Помпа.

Изо всех сил, пыхтя и задыхаясь, бегут по лугу Илие, Кирикэ, Аристел. На головах у них — пожарные каски, в руках — тяжеленные брандспойты. Музыкальные инструменты — на ремнях, за спинами.

Прыжок — взята яма с водой.

Прыжок — взята деревянная стенка…

— Отставить! — звучит металлический голос незнакомца. — Еще раз!

Музыканты, тяжело дыша, останавливаются. Им нехорошо.

— За что? — удивляется Кирикэ.

— Я же приказал снять музыкальные инструменты, а взять шанцевые.

— Так ведь мы музыканты, товарищ… как бишь вас?

— Разговоры в строю! Сейчас вы — пожарные!

Аристел снимает тромбон, Илие — скрипку, Кирикэ — барабан, складывают все в кучу.

— Еще немножко так побегаю — и лягу до Страшного суда, — вздыхает Илие, ища глазами место для своего погребения. — Схороните меня, братцы, вон под тем кустом: там, похоже, овцы не слишком нагадили.

— Ты еще можешь шутить, — качает головой Кирикэ. — И откуда взялся на нашу голову такой злой начальник? Старшина небось или прапорщик…

— Поднимай выше…

— Тяжело в учении — легко в бою, — зудит командир. — Ладно, отдышитесь… Можете сесть.

Вся троица садится. Командир закладывает руки за спину и орлом смотрит куда-то вдаль.

— Видите вон ту скирду на холме?

— Туда я не добегу! — пугается Кирикэ.

— Прикажут — добежите, — успокаивает его командир. — Отставить разговорчики… Все видят?

— Все, — отвечают хором музыканты.

— Теперь представьте себе, что она горит. Представили?

— И сгорит себе, куда денется… — Кирикэ ложится навзничь на траву: он даже сидеть не в силах.

Командир пронзает его взглядом.

— А теперь представьте, что это не скирда, а жилой дом. Что вы предпримете? Причем возгорание произошло на чердаке.

— Ясно, что тушить будем, — нерешительно говорит Аристел.

— А если у вас нет лестницы?

— Позовем кого-нибудь из села, — догадывается Кирикэ, — чтобы принесли…

— А если позвать некого?

Кирикэ испуганно садится:

— А что же делать?

— Ну, заберемся друг другу на плечи, — сердится Аристел, — что же тут непонятного?

— Заберемся друг другу на плечи, — повторяет Кирикэ и со страхом смотрит в рот суровому командиру: что тот еще придумает?

— Ладно, допустим, что забрались, а вот все равно не достаете до чердака, что тогда?

Кирикэ ошарашенно моргает.

Илие и Аристел переглядываются, пожимают плечами.

— Вот так, товарищи бойцы. Плохо соображаете, — заключает командир. — Придется вам еще побегать.

Бежит Кирикэ. Бежит Аристел. Бежит Илие.

Взят водный рубеж — та самая лужа.

Взята деревянная стенка.

Кирикэ спотыкается, летит наземь… медный шлем катится в сторону.

И вдруг они исчезают. Только что бежали — и разом исчезли. Как сквозь землю провалились.

— Ау-у! — кричит командир. — Где вы?

А они спрятались за деревянным щитом и обедают тем, что принесла им Каталина. Развернута скатерка, на ней — миска, вилки, стакан, кувшин с вином.

— Муж совсем взбеленился, — жалуется друзьям Каталина. — А что, если сейчас немножко перепроектировать?

— И не надейся!

— Запе-вай! — появляется из-за стенки командир.

По главной улице села строевым шагом, в полной выкладке, с командиром впереди, маршируют Кирикэ, Аристел и Илие. Сзади тащится телега с пожарной помпой.

Бравые наши герои поют:

К воротам и заборам выходят люди. Рядом с пожарниками маршируют мальчишки. Вырвался шарик из рук деда Хулудца, посапывающего на лавке, и присоединился к славным пожарным. Только теперь он уже не голубой, а оранжевый.

Жена и дети Аристела догоняют процессию.

— Аристел! — волнуется жена. — Что с тобой? Куда тебя!

— В армию! — шутит кто-то.

Это еще больше пугает бедную женщину.

— А я?! А мы?!

— На месте — шагом марш! — командует главный пожарник.

Навстречу честно́й компании бежит уже знакомая нам женщина в белом халате — медсестра Дада.

…Сельский пруд.

«Алло, алло! — беспокоится рация. — Как там насчет рыбы?»

Илие стоит на берегу с двумя удочками.

Аристел то и дело ныряет, пытаясь поймать рыбу руками.

Кирикэ заплыл на середину пруда верхом на лошади и погружает в воду сеть на длинной жерди — так называемую «хватку».

Командир-пожарник расхаживает по берегу под руку с Дадой. Он — в плавках, она — в купальнике. Оба увлеченно беседуют.

— Да что вы говорите? — удивляется он.

— Представьте себе! — настаивает она. — В Париже! Вместе с трактором!

— Что ж он, так и ездит на нем по всем ихним авеню?

— Не знаю… говорят, там левостороннее движение.

— Левее, левее ныряй! — командир отвлекается от интересного разговора и дает указания Аристелу.

— Сам ныряй! — огрызается шепотом Аристел. — Поймал что-нибудь, Кирикэ?

— А ты?

— Ничего, до вечера еще есть время, — утешает обоих Илие.

— И что за женщина! — возмущается Кирикэ, вытягивая из воды пустую «хватку». — Двенадцать детей родила, а тринадцатого без рыбы не может…

— Откуда здесь взяться рыбе! — жалуется Аристел, отдуваясь. — Здесь по вечерам больше тракторов купается, чем людей… Слушайте, у меня идея! Что, если взять селедку да отмочить ее хорошенько?..

— Идея прекрасная, — саркастически замечает Кирикэ, — только где ты возьмешь селедку?

— И то правда…

— Постойте, не она ли это орет? — Кирикэ поднимает голову.

— Это ее муж орет, — сообщает Илие. — Вон он, бежит сюда! Прямо из Парижа…

И верно: по дороге очертя голову несется мужик в ярком полосатом костюме. Типичный парижанин.