Бернис Рубенс - Избранный

— Папа, — взмолился Норман, едва отец вошел, — скажи этому человеку, чтобы он уходил. Заявились какие-то люди, незнакомые, зашли ко мне в комнату, хотят меня забрать. Я ничего не сделал, папа, скажи им, что я здоров. Не дай им меня забрать.

В дверь позвонили, и мистер Ангус проворно пошел открывать.

— Они приехали за мной, — сказал Норман. — Папа, папа, — умолял он, — не дай им меня увезти.

Рабби Цвек обнял его.

— Это нужно, только чтобы ты поправился, — мягко произнес он и добавил: — Я поеду с тобой. Мы поедем вместе.

— Нет, нет! — вскрикнул Норман, отпрянул от отца и потрясенно уставился на него. — Папа? — сказал он снова, словно сомневаясь в правах отца на сына. — Так… так нельзя. — Норман недоверчиво распахнул глаза. Он смотрел на отца без ненависти, без обиды, но с абсолютным и наивным неверием в то, что тот сказал. Этот взгляд рабби Цвек будет помнить до гроба.

— Идемте. — Новая фигура, очередной незнакомец, на этот раз в униформе, вошел в комнату Нормана. — Только тихо, — добавил он. — Не нужно поднимать шум.

— Посмотри на них, — говорил Норман, — они увозят меня, а ты стоишь и слова им не скажешь. Папа, — нежно продолжал он, — что с тобой? Тебе нехорошо? Может, ляжешь в постель? Хочешь, я за тобой поухаживаю?

Пока он говорил, незнакомец в униформе подошел к нему со спины и сделал знак мистеру Ангусу встать сбоку. Норман не почувствовал их перемещений.

— Ему нехорошо, — сообщил он им, не поднимая глаз. — Я должен уложить его в постель и вызвать врача.

Рабби Цвек взглянул в лицо Нормана и содрогнулся оттого, что сын невольно шантажирует его любовью и заботой. Потом, обхватив его слабеющими руками, прижал к себе Нормана с силой, которую тот запомнил по предсмертным объятиям матери.

— Мой отец умирает, — сказал он незнакомцу.

— Идемте, — ответил тот и взял его за руку.

— Обязательно надень макинтош, — всхлипывая, проговорил рабби Цвек. — Там дождик.

Мистер Ангус и незнакомец подхватили Нормана под руки и повели.

— Отпустите меня, — крикнул Норман. — Я должен остаться дома и ухаживать за отцом.

Потеряв терпение, мужчины схватили его и поволокли, босого, прочь из квартиры. Рабби Цвек заметил на полу брошенные ботинки сына.

— Надень ботинки, надень ботинки, — прорыдал он, не в силах вынести вида их, брошенных.

Незнакомец взял ботинки, швырнул к ногам Нормана. Тот беспомощно сунул в них ноги, уперев голые блестящие пятки в загнутые задники.

Рабби Цвек последовал за ними вниз. Со спины сын вдруг показался ему очень старым: редеющие черные волосы торчат во все стороны, халат задрался оттого, что мужчины ведут Нормана под руки, пижамные штаны сморщились под коленками. Рабби Цвек изумился, до чего волосатые ноги у сына. И возможно, впервые в жизни увидел в нем взрослого человека, даже пожилого, и достаточно пожилого, подумал он, чтобы скончаться от естественных причин.

На первый этаж, к черному входу в лавочку рабби Цвека, где продавались бакалейные и прочие, самые разные товары, вели два марша лестницы: попасть на улицу можно было только этим путем. Нормана тащили под руки двое мужчин, но он не проронил ни слова: его мутило от несправедливости происходящего. Они подошли к узкой двери в лавку. За Норманом по полу волочился пояс от халата. Рабби Цвек наклонился и с нежностью поднял его, точно шлейф свадебного платья. Со сложенным поясом в руках он проследовал за остальными в магазин.

Белла обслуживала покупателя; какие-то женщины дожидались своей очереди у прилавка. Белла уставилась на маленькую процессию. Она знала, что придется поднять край прилавка, чтобы выпустить уходящих, но она тоже не хотела оказаться причастной к тому, что Нормана увозят, и не могла допустить, чтобы Норман увидел, как она в этом участвует. Покупательница, стоявшая подле откидной секции, случайная свидетельница, которую не в чем винить, подняла деревянную крышку, и Белла мысленно благословила ее за это.

— Тебе нужно ехать? — спросила она отца. Присутствие покупателей ни ее, ни его не смущало.

— Оставаться куда тяжелей, — ответил рабби Цвек.

Их троица подошла к выходу из лавки, и Норман, до той минуты хранивший молчание, вдруг обернулся к покупателям.

— У меня есть свидетели, — воскликнул он, — вы все свидетели того, что меня увозят. Меня хотят посадить в психушку, — добавил он и ужаснулся, осознав вдруг смысл своих слов. — Вы еще пожалеете, — заорал он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Я засужу вас, я вас всех засужу. Вы за это заплатите.

Мистер Ангус и незнакомец вывели его на улицу, рабби Цвек последовал за ними, по-прежнему сжимая в руке пояс от халата. В дверях лавки обернулся к покупателям.

— Прошу прощения за беспокойство, — прошептал он.

Белла смотрела им вслед. Она увидела, как мужчины заталкивают ее брата на заднее сиденье черной машины, потом согбенную черную спину отца, который залез следом за ними. Она проводила взглядом машину и повернулась к покупателям.

— Дождь на улице, — сказала она.

За рулем сидел незнакомец с напряженной спиной. Норман был сзади, зажатый между мистером Ангусом и отцом; ни первый, ни второй, каждый по собственным причинам, не отваживались взглянуть ни на него, ни друг на друга. Норман подуспокоился, хотя рабби Цвеку казалось, что его плечи содрогаются от рыданий сына. Ему доводилось видеть, как плачут старики и маленькие дети, но взрослые мужчины — никогда. Он молился, чтобы больница оказалась недалеко. Что бы ни ждало его там, ему хотелось поскорее с этим покончить. В окно он видел, как молодые женщины делают покупки, а их дети носком ботинка ковыряют трещинки в тротуаре. Он вспомнил, что когда-то и Норман так развлекался. Рабби Цвек заерзал на сиденье. Его беспокоил желудок. Тело охватила усиливающаяся боль, не имевшая отношения к пугающим мыслям. Спину ломило, поясницу тянуло, живот то и дело сводили мучительные колики. Он никогда ничем не болел, а потому и не мог объяснить этих внезапных симптомов. А вдруг у Нормана тоже что-то болит, подумал он и обернулся к сыну. Норман улыбнулся и наклонился якобы расправить задник ботинка. Внезапно он схватился за дверную ручку и дернул ее вниз, застав своих стражей врасплох. Ручка с щелчком вернулась в прежнее положение, и он понял, что дверь заперта снаружи. Не только попытку, но и его неудачу заметили: это было до того унизительно, что Нормана охватило дикое желание сбежать. Он забарабанил кулаком по стеклу.

— Помогите, помогите! — крикнул он.

Проходившие мимо люди оглядывались на безумное лицо за окном.

— У вас там всё в порядке? — спросил водитель, не поворачивая головы.

Норман вскочил, снова забарабанил по стеклу, стараясь привлечь внимание прохожих.