Уильям Крюгер - Эта ласковая земля

– Это может быть опасно. У тебя могут быть большие проблемы.

– Я хочу помочь. – Она встала и улыбнулась мне. – Не волнуйся, я вернусь.

Она подошла к зданию суда, поднялась по ступенькам, и этот огромный зал правосудия поглотил ее.

Ждать пришлось долго, почти полчаса, если верить часам на башне. Я был уверен, что с ней что-то случилось, она задала не тот вопрос не тем людям, и теперь вместе с моей семьей оказалась пленницей. И это я виноват. Я смотрел на эту каменную крепость и не видел ни одной причины оставаться на свободе. Я встал и прошагал по тротуару, поднялся по ступенькам и уже потянулся к двери, как на вышла Мэйбет.

Она взяла меня под руку, и мы вернулись на каменную скамью.

– Я поговорила с женщиной, которая работает на полицию, но сама не полицейский, – заговорщически сказала Мэйбет. – Она печатает на машинке и все такое. Происходит что-то крупное. Она назвала это облавой. Но это все, что мне удалось из нее вытянуть. Ничего про твою семью. – Страх на ее лице был отражением моего. – Это на тебя облава?

«Облава», – подумал я и пришел к выводу, что мой самый страшный кошмар воплотился в жизнь. Они схватили Альберта, Моза и Эмми и теперь ищут меня.

– Думаю, да.

– Что будешь делать?

– Я не могу бросить свою семью. Я должен их вытащить.

– Как?

– Не знаю. Надо подумать. Давай пройдемся.

Не знаю, сколько мы ходили по улицам Манкейто. Мэйбет молча шла рядом. Я ломал голову, пытаясь придумать, как вытащить свою семью, но всегда приходил к тому, что я никто и у меня ничего нет.

– Мне пора возвращаться, – наконец сказала Мэйбет. – Мама и Мамаша Бил будут беспокоиться. Идем, Оди.

– Бак! – рявкнул я. – Теперь меня зовут Бак.

От резкости в моем голосе она шагнула назад. Но не ушла, а взяла меня за руку.

– Когда больше не во что верить, остается верить в чудо.

Я посмотрел на ее залатанные штаны, на ободранные ботинки со стоптанными каблуками и бечевкой вместо шнурков, тонкую рубашку, выгоревшую на солнце почти добела. Я подумал про ферму в Канзасе, которую они потеряли, и ее отца, прямо сейчас сидящего в подпольном баре, вероятно пропивающего то немногое, что еще у них оставалось. Шофилды потеряли все, и тем не менее Мэйбет все еще верила в чудеса.

Она мягко потянула меня за руку.

– Идем со мной. Вместе мы что-нибудь придумаем.

Куда еще мне было идти? Поэтому я развернулся с ней, и мы пошли обратно.

Однако не доходя до Хоперсвилля, мы наткнулись на обелиск массового захоронения. На небольшом, заросшем травой участке за железной решетчатой оградой стоял огромный кусок гранита, отполированный и обтесанный в виде надгробной плиты. На нем была выбита надпись:

Здесь повесили 38 индейцев сиу.

26 декабря 1862

– Боже мой, – сказала Мэйбет. – Это ужасно. Что произошло?

– Не знаю.

Я смотрел на серый памятник страшной человеческой жестокости, и мне на ум пришла Эмми. Я вспомнил, что она сказала после своего последнего припадка, перед тем как погрузиться в целительный сон. Она сказала: «Они мертвы. Они все мертвы». Это казалось глупостью, но я не мог перестать спрашивать себя, не это ли она видела? И если так, то откуда она узнала?

Я вернулся к мыслям об Альберте и Мозе и особенно о малышке Эмми. В то ужасное мгновение перед лицом твердого и сурового напоминания о трагедии мне казалось, что я всю жизнь всех подводил. Я убил Джека. Из-за меня Альберта укусила змея. Я пообещал сестре Ив, что буду приглядывать за Эмми, оберегать ее, но вполне вероятно, что она уже снова в загребущих руках Черной ведьмы, а Альберт с Мозом гниют в тюрьме, а я ничегошеньки не могу с этим поделать.

– Идем, – сказала Мэйбет и взяла меня за руку.

Когда мы вернулись, рядом с костром стоял бак с горячей водой, а миссис Шофилд развешивала постиранное белье на натянутой между двумя деревьями веревке. Как и всем в Хоперсвилле, Шофилдам приходилось таскать воду для готовки и стирки издалека, из колонки в большом парке на противоположной стороне заросшего деревьями холма. Мэйбет рассказала, что иногда поход за водой превращался в ужасное испытание, потому что жители города ненавидели Хоперсвилль и при встрече в парке начинали оскорблять, а то и бросаться камнями. От одной мысли о том, что кто-то может быть так жесток с Мэйбет, меня охватывал гнев.

Было уже далеко за полдень. Мамаша Бил сидела на ящике и вязала. Близнецы играли в шарики у круга, который Лестер нарисовал на земле. Увидев Мэйбет, они пригласили ее играть.

– Попозже, – отговорилась она. – Мы шли за папой… – начала она объяснять Мамаше Бил.

– Он вернулся, – сказала старуха с раздраженным вздохом и кивнула в сторону типи, откуда раздавался громкий храп. – На этот раз он оставил там жемчужную брошью твоей матери.

– Я много лет не ношу ее, – откликнулась мать Мэйбет от бельевой веревки.

– Он мог выручить за нее деньги на бензин, Сара.

– Которых нам хватило бы до куда? Не до самого Чикаго.

Мамаша Бил перевела взгляд на грузовик, распотрошенный мотор которого валялся на земле.

– Теперь мы можем и вовсе туда не добраться.

– Он пытался, мама, – сказала миссис Шофилд.

С каменным лицом, но мягким голосом Мамаша Бил сказала:

– Дети, у меня есть хлеб и сыр, если вы голодны.

И тут к стоянке Шофилдов прихромал капитан Грей.

– Полиция обыскивает Хоперсвилль, ищет кого-то.

– Кого? – спросила Мамаша Бил.

– Не знаю. Но они переворачивают все. Лучше не мешаться у них на пути.

Теперь я слышал лай собак, множества собак, и далекие крики.

Мистер Шофилд вывалился из типи, застегивая ремень, его глаза были немного расфокусированы, как будто еще в пьяном тумане.

– Что происходит?

– Полиция, – сказала Мамаша Бил. – Ищут кого-то.

– Уходи, Бак, – сказала Мэйбет. – Беги.

Все уставились на меня, на лицах застыло удивление и подозрение. Лай приближался, но я все стоял, не решаясь.

– Уходи! – Мэйбет толкнула меня. – Я найду тебя.

Ничего не понимая, Мамаша Бил сказала:

– Иди, сынок. Да пребудет с тобой Господь.

Я помчался вдоль берега Миннесоты. Через сотню ярдов я нырнул в густые заросли сумаха и лег так, чтобы видеть, что творится в Хоперсвилле. Полицейские с собаками на поводках быстро продвигались по палаточному городку, вытаскивали из лачуг мужчин, грубо рявкали на них, мало чем отличаясь от собак. Если мужчина возражал, в ответ он получал дубинкой. Я чувствовал себя ужасно виноватым, потому что знал, что стал причиной беспорядков в месте, где у всех и так хватало проблем. Я видел, как три копа с собаками подошли к Шофилдам, и надеялся, что присутствие трех детей убережет семейство от худшего. Но когда капитан Грей встал между полицейскими и семьей, его швырнули на землю, и оскалившаяся собака бросилась на него. Миссис Шофилд вскрикнула и попыталась помочь, но упала от удара дубинки. Ее муж, так и не застегнувший ремень, шагнул к копу, желая заступиться за жену, но с него спали брюки, и он споткнулся, повалившись на миссис Шофилд. Мэйбет бросилась на помощь родителям и получила ботинком по ребрам. Мамаша Бил прижимала близнецов к груди, закрывая их своим старым телом.