Уильям Крюгер - Эта ласковая земля

– Так у тебя есть дела, Бак?

– Я должен найти друзей.

– Они здесь?

– Может быть. Я надеюсь.

– Где ты будешь искать?

Я думал об этом большую часть ночи. Если копы каким-то образом арестовали мою семью, то Манкейто находился достаточно близко, чтобы предположить, что туда-то их и отправят для разбирательства. Я собирался наведаться в отделение полиции и узнать наверняка. Кроме этого, планов у меня не было.

– В округе, – сказал я.

– Это большая площадь. Они могут быть здесь, в Хоперсвилле?

– Сомневаюсь, мэм. Если бы они услышали, как я играю на гармонике, то уже примчались бы.

Из типи вышла Мамаша Бил, ее длинные седые волосы спутались от сна. Ранним утром она выглядела как старое дерево, согнутое и потрепанное бурей. Она выпрямила спину со звуком, похожим на трещание дров в костре. Увидев меня, она улыбнулась.

– Хорошо спал?

– Да, мэм. Еще раз спасибо за одеяло.

– Так поступают люди, Бак. Помогают друг другу. Ох, этот кофе чудесно пахнет.

Следующей проснулась Мэйбет. Должно быть, она расчесала волосы, прежде чем выйти, потому что они были длинными и мягкими – не как после сна.

Солнце только встало. Свет нового дня пробивался сквозь деревья, и Мэйбет словно облило золотом, и мое сердце замерло.

– Чем помочь, мам? – спросила она.

– Нам понадобятся овсянка и патока, – сказала миссис Шофилд.

Мэйбет пошла к грузовику, и Мамаша Бил сказала:

– Ей может потребоваться помощь, Бак.

Мы стояли около опущенного борта, и Мэйбет сказала:

– Ты мне снился ночью. А я тебе снилась?

– Да.

Это была не совсем ложь, на самом деле она мне не снилась, но я много думал о ней и представлял больше поцелуев.

– Та коробка, – показала она пальцем. – Можешь ее достать?

Это была коробка из гофрированного картона, заполненная всевозможными консервами и банками, все они были домашними.

– Вы сделали все это? – спросил я.

– В основном мама и Мамаша Бил, но я помогала. Большая часть выросла в нашем огороде в Канзасе.

Она достала банку с янтарной жидкостью – патокой.

– И ту коробку.

Она показала на другую, и когда я подтащил ее на откинутый борт, она достала круглую коробку с овсяными хлопьями.

Близнецы уже встали, а мистер Шофилд еще не появлялся. Мамаша Бил прочла молитву, и мы приступили к еде. Мистер Шофилд без слов сел рядом с женой, и она положила ему горячей каши.

– Бак, – сказал он, – могу я попросить тебя о помощи?

– С чем? – спросила Мамаша Бил.

– Хочу попробовать починить мотор грузовика.

Миссис Шофилд с Мамашей Бил переглянулись, но ничего не сказали.

– Я мало знаю о моторах, – сказал я.

– Я тоже, Бак, но если я его не заведу, мы никогда не доберемся до Чикаго.

Я подумал про Альберта, который, вероятно, смог бы сотворить чудо с неисправным мотором, и следом пришли мысли о миссии, которую я поставил перед собой, и боялся, как бы она не оказалась безнадежной.

– Пауэлл, – сказала Мамаша Бил, – у Бака могут быть другие планы.

– Нет, мэм, – сказал я. – Я помогу.

Но эта затея была обречена с самого начала. Спустя пару часов и множество ругательств, которыми бы гордился любой сапожник, он сдался. Детали мотора валялись на земле, и я подумал, что если раньше и был шанс починить грузовик, то теперь он упущен. Мистер Шофилд посмотрел на результаты наших трудов, покачал головой и сказал:

– Мне надо выпить.

Не сказав ни слова своей семье, он ушел под деревья.

– Мэйбет, – сказала миссис Шофилд.

– Я поняла, мама.

Мэйбет двинулась следом за ним.

– Могу я помочь? – предложил я.

Миссис Шофилд кивнула.

Мы пошли вместе, и скоро Мэйбет взяла меня за руку. Мне еще только предстояло найти свою семью, но я больше не чувствовал себя одиноким.

В Хоперсвилле жизнь кипела. Может, лачуги тут и были временными, но их обитатели были настоящими и полными жизни. Большинство жителей этого городка составляли одинокие мужчины, но было много семей, и детский смех здесь несколько отличался от того, который можно услышать в более спокойном месте.

Мы с Мэйбет на расстоянии шли за ее отцом. Он обогнул возвышавшийся над Хоперсвиллем каменистый, поросший деревьями холм и пошел по железнодорожным путям в Манкейто. Было ясно, что он хорошо знает дорогу. Мы не разговаривали, но я чувствовал исходящую от Мэйбет глубокую печаль, когда она смотрела на сутулую фигуру отца. На пересечении путей с грунтовкой он повернул направо и, пройдя еще сотню ярдов, скрылся в месте, которое было мне хорошо известно. Многие назвали бы его «тихий» бар, но мой папа всегда называл их «слепые свиньи» – не спрашивайте почему. Мы с Альбертом сопровождали его в десятки подобных мест, куда он доставлял контрабандный алкоголь. Если мистер Шофилд был тем, о ком я подумал, то он не выйдет еще долго.

Мэйбет стояла в лучах утреннего солнца и смотрела на запущенную обочину.

– Я не понимаю.

– Мой папа говорил, что у некоторых это что-то вроде болезни, – сказал я. – Они не могут без выпивки.

– Из-за этого на самом деле мы и потеряли ферму, – сказала она. – Он винит погоду. Он винит банки. Он винит все и всех, кроме себя.

Теперь в ее словах звучал гнев, печаль улетучилась.

– Он нескоро выйдет, – сказал я. – У меня есть дела в городе. Хочешь пойти?

В Манкейто я нашел газетный киоск и проверил утреннюю газету. Я рассудил, если власти схватили мою семью, то это попадет в заголовки. Но там ничего не было. Это не особенно уменьшило мое беспокойство. Я спросил про службу шерифа, и меня направили в здание окружного суда, внушительное строение с высокой часовой башней, на верху которой стояла огромная статуя, олицетворяющая правосудие, – женщина с завязанными глазами и весами в руках.

Пока я занимался делом, Мэйбет была терпелива и не задавала вопросов. Но теперь она сказала:

– Что мы здесь делаем?

У дорожки, ведущей к ступеням здания суда, стояла каменная скамья. Мы сели, и я пристально посмотрел ей в глаза.

– Я могу тебе доверять?

В ответ она подалась ко мне и поцеловала в губы, на этот раз долго.

Я назвал ей свое настоящее имя и рассказал про все, что произошло за последние несколько недель, все, за исключением убийств. Как сказать девочке, которую любишь, что ты хладнокровный убийца?

– Ты думаешь, они там?

– Если их забрала полиция, то возможно.

– Ты что, собираешься просто войти и спросить?

– Не уверен.

– Тебя будут искать, да?

– В газетах не было моего имени, так что может быть и нет.

– Ты можешь выдать себя расспросами.

Вероятно, она была права, и я сидел, уставившись на рельефный камень, не зная, как получить ответы, не вызвав подозрений.

– Я могу спросить, – сказала она.

И мне снова захотелось ее поцеловать. Что я и сделал.