Уильям Крюгер - Эта ласковая земля

Я не мог этого выносить, не мог просто стоять и не пытаться помочь хорошим людям, которые пустили меня в свое сердце и в свой дом, каким бы он ни был. Меня ослепила ярость, она была намного сильнее любого страха, и я поднялся, чтобы бежать им на помощь. Я понятия не имел, что буду делать, но не мог позволить этому издевательству продолжаться.

Не успел я сделать и шага, как сзади мое плечо схватила чья-то рука, и низкий голос прорычал:

– Попался.

Меня развернули, и я увидел перед собой лицо Ночного Ястреба.

Я попытался вырваться, но индеец держал крепко.

– Отпусти меня, гад.

Я пнул его ногой.

– Полегче, малец, – сказал он. – Не ори. Они ждут тебя.

– Кто?

Я снова попытался пнуть его.

– Амдача.

– Кто?

– Разорванный На Куски. Вы зовете его Моз. Он, твой брат и маленькая девочка.

Я замер.

– Где?

– На другом берегу. Быстро, пока эти громилы нас не обнаружили.

– Я не могу бросить их.

Я в отчаянии повернулся к стоянке Шофилдов, где продолжалась потасовка, и Мэйбет лежала на земле рядом с отцом и матерью, держась за бок, куда ее ударили, близнецы надрывались от крика, а старая Мамаша Бил костерила на все лады мужчин в хаки.

– Ты не можешь им помочь, – сказал индеец. – Если у них хватило мозгов поставить типи, полагаю, они достаточно умны, чтобы пережить это. Но если ты попадешься в лапы полиции, Бак, не видать тебе больше дневного света.

Один из копов залез в типи, а теперь вылез и кричал что-то, пытаясь переорать какофонию. Коп с поводком оттащил собаку от капитана Грея, и полицейские двинулись дальше. В нашу сторону. Мы с индейцем отползли подальше под прикрытием сумаха и бросились бежать. Остановились только у моста через реку.

Мы нашли их в густой роще тополей в четверти мили от Хоперсвилля вниз по реке. Каноэ затащили под деревья и положили набок. С реки и противоположного берега было почти невозможно заметить лагерь – разве что костер привлечет чье-нибудь внимание, но никаких следов костра не было. Одеяла лежали рядом на мягком полеске, и я видел, что именно там они провели ночь.

Когда появились мы с индейцем, они поспешили навстречу. Во всяком случае Альберт с Эмми. Моз лишь поднял глаза со своего места в стороне от остальных и уставился на меня, как будто я просто незнакомец, человек, который ничего для него не значит. Эмми обняла меня, плача от счастья. Даже Альберт, который обычно так же эмоционален, как разводной ключ, широко улыбнулся и обнял меня.

– Форрест, где ты его нашел? – спросил брат.

– На той стороне, как мы и думали, – ответил индеец.

– Я вчера вернулся в лагерь, а вас не было, – сказал я.

– Мы услышали собак и людей, – сказал Альберт. – Пришлось уплывать.

– Мы не смогли даже оставить тебе знак, – сказала Эмми. – Надо было быстро уходить.

– Недавно мы опять слышали собак, – сказал Альберт. – В трущобах на том берегу. Что случилось?

– Копы пришли искать меня, переворачивали все.

– Они искали не тебя, – сказал Форрест, удобно устроившиеся на одеяле.

– А кого? – спросил я.

– В нескольких милях ниже по реке есть государственная больница для душевнобольных преступников. Два дня назад сбежал какой-то сумасшедший. Говорят, очень опасный.

– Откуда вы знаете? – спросил я.

– Стараюсь быть в курсе событий. Но если вместо него поймают тебя, мистер похититель, это для них тоже будет хорошо.

– И плохо для нас, – сказала Эмми и снова обняла меня.

Моз жевал длинную травинку в мрачной задумчивости.

– Что с ним? – спросил я Альберта.

– Он такой с тех пор, как мы нашли скелет.

– Он даже больше не разговаривает с нами, – сказала Эмми.

– Не будьте слишком строги к нему, – сказал Форрест. – Ему надо кое-что сделать. Теперь, когда Бак нашелся, думаю, пришло время.

– Что? – спросил я.

Но Форрест не ответил. Он встал, подошел к Мозу, сел и долго говорил ему что-то вполголоса. Моз слушал и, когда Форрест закончил, кивнул.

Форрест вернулся к тому месту, где сидели мы.

– Нас не будет какое-то время.

– Нам пойти с вами? – спросил Альберт.

– Это касается меня и Амдачи. Вы все просто побудьте здесь до нашего возвращения.

Форрест вышел из-под деревьев, и Моз последовал за ним, даже не взглянув в нашу сторону. Было ясно, что его тревожит что-то глубоко личное, и я понадеялся, что его обычная приветливость все еще при нем.

Когда они ушли, я сказал:

– Почему вы с Форрестом? Разве ты не боялся, что он собирается сдать нас?

– Он ждал нас, Оди, – сказала Эмми. – Когда мы приплыли сюда по реке, он подал нам знак. Альберт не хотел приставать, но Моз ясно дал понять, что мы это сделаем. Ночной Ястреб сказал, что присматривал за нами.

– Просто ждал здесь?

Альберт сказал:

– Он прочитал обо мне и змеином укусе, и ему все равно некуда податься. На самом деле его больше волновал Моз.

– Почему Моз?

– Думаю, потому что Моз сиу, как он.

– Нам показалось, что вчера ночью мы слышали, как ты играешь на гармонике, – сказала Эмми. – Но было темно, и Форрест сказал, что надо подождать утра и он пойдет искать тебя. Так нас не поймают. Он хороший, Оди.

– Что с тобой случилось, Оди? – спросил Альберт.

Я рассказал им все, за исключением нас с Мэйбет и поцелуев. Это драгоценное воспоминание принадлежало только мне. После этого день тянулся мучительно медленно, в основном потому, что теперь, когда я был в безопасности, я не мог думать ни о чем другом, кроме Мэйбет и Шофилдов, и беспокоился за них. Наконец я больше не смог этого выносить.

– Я должен вернуться, – сказал я Альберту. – Должен убедиться, что с Шофилдами все хорошо.

– Нам нельзя разделяться.

– Альберт, я вернусь, клянусь тебе.

– Нет.

Он попытался использовать властный голос, который всегда применял, но старый Альберт с железной волей до сих пор не вернулся.

– Я иду.

Я встал.

Альберт тоже встал, но медленно.

– Нет, не идешь.

– Не ссорьтесь, – сказала Эмми. – Альберт, если он должен идти, пусть идет. Это не как в прошлый раз, когда он сбежал в гневе. Это важно.

Альберт выглядел слишком уставшим, чтобы спорить. Но сказал весьма грубо:

– Если не вернешься, мы не станем тебя искать.

– Я вернусь до темноты.

Я вернулся в Хоперсвилль и, идя по поселку, видел разрушения, которые оставили после себя полицейские. Навесы сбиты, картонные укрытия разорваны, жилища из тонкой фанеры разбиты в щепки. Гофрированный метал стянут с хижин, двери сорваны с самодельных петель. Я решил, что власти использовали обыск как предлог, чтобы подорвать дух жителей поселка и, возможно, разогнать этих нежелательных соседей. Типи Шофилдов развалили, и он лежал на земле, как что-то мертвое. Но вокруг маленькой стоянки собрались люди, я узнал их лица по предыдущей ночи, они деловито снимали брезент с длинных шестов, а Мамаша Бил командовала повторным возведением.