Уильям Крюгер - Эта ласковая земля

– Я просто не дергаюсь зря, – ответил он. Потом слегка улыбнулся. – Ты тоже уходил, Бак. Но вот ты здесь. Верь в своего друга.

Мы поужинали холодной едой и улеглись, не разжигая костра. Июль только начался, и ночь выдалась жаркая. Я лежал на одеяле и не мог уснуть. Я думал о Мозе, который казался потерянным для нас во всех смыслах. Думал о Мэйбет и ее семье. И гадал, чем могла закончиться история принцессы и проказника.

Ночью я встал, взял фонарик и остаток денег, которые дала нам сестра Ив, и покинул лагерь, пока остальные спали.

Угли в костре Шофилдов еще светились красным. Хотя я думал, что все будут спать, возле догорающего костра сгорбился мистер Шофилд. Выглядел он как человек, потерявший душу.

– Привет, Бак.

– Добрый вечер, мистер Шофилд. Мэйбет здесь?

– Уже легла спать. Думаю, видит десятый сон.

У меня не было никакого плана, но из всех, с кем я мог столкнуться, мистер Шофилд был последним, с кем я хотел бы говорить, так что я смущенно топтался на месте. Он смотрел на меня, наверное ждал, когда я уйду. Или найду убедительную причину остаться.

– Садись, Бак, – наконец сказал он.

Он бросил на угли пару палок, и пламя моментально разгорелось. Тепло от огня само по себе заманчиво, а в сочетании с печальным, но искренним приглашением мистера Шофилда отказаться было невозможно. Я сел на один из перевернутых ящиков.

– Не спится? – спросил он.

– Да, сэр.

– Мне тоже. Хочу поблагодарить тебя за то, что прислал своего брата починить мой грузовик. Он у тебя волшебник.

– Самый умный парень, что я знаю.

– Куда вы направляетесь?

– В Сент-Луис.

– Что в Сент-Луисе?

– Тетка.

– Родня? Это важно. – Он взглянул на типи. – Самая важная вещь в мире. Поверь мне, Бак, если у тебя есть семья, ты можешь потерять все и все равно считать себя богатым человеком.

Мы немного посидели в тишине. Мне в ней было неуютно, но, похоже, мистера Шофилда она не беспокоила. Он просто смотрел в огонь, погрузившись в свои мысли.

– Они считают, это из-за выпивки, – вдруг сказал он. – Но это не так.

– О чем вы?

– Почему мы потеряли ферму. Это не из-за выпивки. Ты когда-нибудь жил на ферме, Бак?

– Нет, сэр.

– Это тяжелейшая жизнь. От тебя ничего не зависит. Ты не контролируешь дождь или снег, жару или холод, саранчу или засуху, корневую гниль, головню или ржу. Ты молишься Богу о необходимом: о дожде – во время засухи, о голубом небе – когда поля заливает. Молишься, чтобы морозы не ударили поздней весной или слишком рано осенью. Молишься, чтобы град не побил всю молодую кукурузу. Молишься, молишься, молишься. И когда твои молитвы остаются без ответа – а позволь тебе сказать, Бак, отвечают на них очень редко, – тебе не остаются ничего другого, кроме как кричать на Бога и, может, обратиться к выпивке за утешением.

– Бог Торнадо, – сказал я.

– Что это?

– Бог есть торнадо.

– Он такой.

– Так я когда-то считал.

– Так и есть, Бак. Клянусь, я не знаю другого Бога.

– Он дал вам Мэйбет. И миссис Шофилд. И Лестера с Лидией. И Мамашу Бил тоже, хотя она грубовата с вами. Вы только что сказали, что человек может потерять все и все равно считать себя богатым.

– И правда, сказал. – Он хохотнул. – А знаешь что еще? Есть ты и твой брат. Ты подарил нам немного солнечного света, и я хочу, чтобы ты знал, что я благодарен тебе за это. – Он хлопнул меня по спине, как настоящего товарища. – Хорошо, когда рядом есть еще один мужчина, чтобы поговорить, Бак. Это редкое удовольствие для меня. Я живу в курятнике.

Когда я оставлял остальных спящими на другом берегу реки, у меня не было четкого плана, что я буду делать, когда доберусь до лагеря Шофилдов. Я надеялся, что Мэйбет еще не будет спать, но теперь, сидя с ее отцом и разговаривая как мужчина с мужчиной, я принял решение.

– Мистер Шофилд, вы представляете, как довезти всех до Чикаго?

Он снова ссутулился.

– От одной мысли об этом мне хочется напиться.

– У меня есть кое-что для вас, сэр.

Я сунул руку в карман, достал деньги, которые взял из наволочки, и протянул их отцу Мэйбет. Его глаза стали большими и живыми, как два уголька из костра.

– Какого черта?

– Тут чуть больше сорока долларов. Я хочу, чтобы вы взяли их и довезли свою семью до Чикаго.

– Откуда у тебя сорок долларов?

– Я их не крал, – сказал я. – Клянусь.

– Я не могу взять твои деньги, Бак.

– Прошу, сэр. Вам и вашей семье они нужнее.

– Не знаю, что сказать.

– Скажите, что возьмете их. И пообещайте, что потратите их, все, чтобы добраться до Чикаго.

Он поднял глаза от протянутых денег и торжественно поклялся:

– Обещаю.

Он взял купюры и убрал в карман. В отсветах костра я увидел, как по его щеке поползла слеза, следом еще одна. Было тяжело смотреть, как взрослый мужчина плачет, и я отвернулся к темному Хоперсвиллю, где горели другие костры, а вокруг них сидели потерянные души. Отдав эти деньги мистеру Шофилду, я чувствовал себя так хорошо, так упоительно, что если бы у меня их было достаточно, я бы постарался спасти всех.

– Где ты был?

Альберт сел. Луч фонарика выхватил его прищуренные обвиняющие глаза.

– Нигде.

Совесть не позволила мне врать, поэтому я опустился радом с братом.

– Я отдал наши деньги.

– Что?

– Я отдал наши деньги.

– Все?

– Все.

– Кому?

– Мистеру Шофилду. Они нужны ему, чтобы довезти семью до Чикаго.

– А нам они нужны, чтобы добраться до Сент-Луиса.

– Мы доберемся до Сент-Луиса.

– Ты хоть когда-нибудь думаешь перед тем, как совершить глупость?

– Сестра Ив дала их нам, надеясь, что они принесут пользу. Я сделал то же самое.

Брат подтянул колени к груди, обнял их и обреченно покачал головой.

– Он просто пропьет их, Оди. Попомни мои слова. Деньги на ветер. Черт, я понятия не имею, как мы теперь доберемся до Сент-Луиса.

Той ночью я плохо спал, как обычно. Я боялся, что Альберт окажется прав и я просто-напросто сделал положение Шофилдов еще хуже. Я думал о Мэйбет, и мне было больно. Любовь и тревога сплели терновый венок вокруг моего сердца.

Форрест вылез из своего одеяла с первыми лучами солнца, разжег маленький костерок и сварил овсянку в большой жестяной банке, в которой, согласно этикетке, когда-то были персики. Остальные еще спали, но я встал и присоединился к нему у огня.

– Вот это ставку ты сделал вчера ночью, – сказал он, помешивая овсянку. – Сорок долларов.

– Вы слышали?

– Тихая ночь, – сказал он. – Хороший слух.

– Что значит «ставку»?

– На то, что леопард изменит свои пятна. Пьянство сильный противник. Я видел, как оно побеждало многих хороших людей. Но вот в чем дело, Бак. Если не делать таких ставок, ты никогда не увидишь хорошего, что может из этого выйти.