Уильям Крюгер - Эта ласковая земля

Но когда мы сели в такси, Долорес сказала:

– Джулия никогда не выходит. Этот дом для нее как тюрьма. Она забивается в свою комнату, и единственные звуки, которые доносятся оттуда, это швейная машинка.

– Швейная машинка?

– Мы все покупаем себе одежду, но Джулия сама придумывает и шьет все, что носит. У нее всегда получается очень элегантно. Хотелось бы мне так уметь.

Я не замечал этого в тете Джулии. Мне было двенадцать лет, и я долго жил в сельской местности, где высокой модой считалось все, что не сшито из мешковины.

– Ты долго живешь с ней? – спросил я.

– Живу с ней? – Она посмотрела на меня, как будто я заговорил на арабском, потом покачала головой. – Ты еще такой неиспорченный, Одиссей. Полагаю, это быстро пройдет.

– Зови меня Оди.

– Тогда ты зови меня Долли. И мне поручено накупить тебе кучу всего нового.

– Обувь мне не нужна, – сказал я. – Мои «Ред Винг» практически новые.

– Я знаю про «Ред Винг». Они дорогие. Где ты взял деньги?

Раз мы так хорошо проводили время вместе, я рассказал ей, как заполучил эти чудесные ботинки в галантерейном магазине в Вестервилле, штат Миннесота, немного приукрасив, как это обычно делают рассказчики, и утаив достаточно, чтобы она не догадалась, что я похититель. Или убийца. К концу рассказа она хохотала до упада. И водитель такси, который тоже слушал, вместе с ней.

– Ты здорово рассказываешь, Оди, – сказала она. – Не думал записывать?

– Может быть, когда-нибудь.

Она велела водителю ехать в центр Сент-Луиса, к универмагу с названием «Стикс, Баер и Фуллер», который занимал целый квартал. Я никогда не видел столько товаров в одном месте, и как ни странно, мое хорошее настроение накрылось медным тазом. Народа в магазине было немного. Не знаю, то ли потому, что было еще рано, то ли из-за экономики страны, которую все ругали. Долли сказала, что ей велено проследить, чтобы у меня было по несколько вещей каждого вида: брюк, рубашек, нижнего белья, носков, ботинок. Я померял пару вещей, потом сказал Долли, что больше не хочу.

– Не хочешь новую одежду? – спросила она, как будто я сказал какую-то чушь.

По правде говоря, мне было плевать. Штаны, рубашка, белье и носки, что были на мне, теперь были чистые и вполне приличные, так я ей и сказал. Но это была не вся правда.

– Долли, можно я покажу тебе кое-что? – спросил я.

– Конечно. Что?

– Не здесь. Придется пройтись.

– Думаю, мне не помешает размяться.

Через несколько кварталов мы стояли над низиной вдоль реки, глядя сверху на жавшиеся друг к другу лачуги и людей, стоящих в очереди за едой перед «Добро пожаловать». Из-за сильного дождя накануне я искренне беспокоился за этих людей и их самодельные укрытия. Я не заметил признаков того, чтобы что-то смыло в реку и унесло, но все в Гувервилле передвигались по колено в грязи и, несмотря на вышедшее после грозы яркое солнце, ходили сгорбившись, будто потоп все еще обрушивается на них.

– Думаешь, я об этом не знаю? – спросила Долли напряженным голосом, граничащим с гневом.

– Я просто хотел, чтобы ты поняла, почему я не могу позволить тебе купить мне все эти новые вещи. Не думаю, что смогу носить их, не чувствуя себя виноватым.

– Думаешь, мне должно быть стыдно носить это?

На ней было голубое платье в белый горох с коричневыми пуговками и таким же кантом вокруг широкого воротника. Я решил, что оно красивое и она красивая в нем.

– Ты хоть представляешь, чем мне приходится заниматься, чтобы носить такую одежду?

Теперь ее глаза метали молнии, а лицо напряженно застыло. Она рассказала мне в ярких подробностях и выражениях, словно пьяный матрос, чем именно занималась.

Я стоял совершенно ошарашенный столкновением с миром, который никогда не мог бы представить. Но теперь я понимал все знаки, которые должны были подсказать мне, куда я попал, когда прибыл в дом на Итаке.

– Тетя Джулия тоже?

– Да, твоя драгоценная тетя Джулия тоже. Проснись, Оди. Это прогнивший мир.

– Обратно я пойду пешком, – сказал я.

– Хорошо. Могу только представить, что скажет Джулия. И на том спасибо, парень.

Она унеслась прочь, и я остался один, глядя вниз на единственный знакомый мне мир, потому что тот, в котором я проснулся утром, казался чужим и очень неправильным.

Я бродил между лачугами Гувервилля, пачкая ботинки в грязи, и рассматривал людей, стоявших без дела у дверей, сооруженных из картона, выброшенных досок или просто драных одеял, подвешенных, чтобы скрыться от непогоды. В каждом лице я видел лишения. И разочарования. И безнадежность.

И вдруг я увидел такое, что среди окружавшей меня в тот момент тьмы дало мне надежду – объявление на телефонном столбе с жирным заголовком «Исцеляющий крестовый поход “Меч Гидеона”».

Палатки установили в Риверсайд-парке, идти до которого от Гувервилля пришлось прилично. Я услышал пианино в большом шатре и обнаружил там Уискера за инструментом. При виде меня он безмерно обрадовался, улыбка на его лице была шире Миссисипи.

– Бак Джонс, чтоб мне провалиться! – Он не стал жать мне руку, а тепло обнял своими худыми руками. – Где остальная команда?

– Нам пришлось разделиться, – сказал я.

– Жаль слышать. Гармоника еще при тебе?

Я показал ему гармонику и спросил про сестру Ив.

– Последний раз я ее видел, когда она шла в кухонную палатку. Останешься с нами, сынок?

Я сказал ему, что не знаю, и поспешил в кухонную палатку, но не нашел там сестру Ив. Димитрий энергично стиснул мою руку в своей хватке и чуть не выбил из меня дух, дружески хлопнув по спине.

– Где большой индеец?

Я не хотел рассказывать все в подробностях каждому встречному, поэтому выдал ему ту же отговорку, что и Уискеру. Когда я спросил про сестру Ив, он отправил меня к ней в гримерку, но и там ее не оказалось. Я вспомнил, как в Нью-Бремене она говорила, что куда бы ни приезжала, всегда ищет тихое место в стороне от суеты, чтобы слушать Бога.

На высоком берегу над рекой стояла беседка, издалека казавшаяся пустой. Сестра Ив сидела на лавочке с закрытыми глазами, наслаждаясь солнечным светом. Мне, отчаянно нуждавшемуся в спасении ребенку, казалось, что ее лицо светится.

Боясь нарушить ее глубокий покой, я прошептал:

– Сестра Ив.

Она открыла глаза. И просто сказала, как будто ждала меня:

– Оди.

Мы поговорили. Я рассказал ей все, что произошло после того, как мы сбежали из Нью-Бремена, и закончил последним своим открытием насчет тети Джулии.

– Ты считаешь, это вся правда о том, кто она, Оди?

– Она… – Но я не нашел достаточно грубого слова для того, что чувствовал по отношению к тете Джулии. – Она совсем не такая, как я представлял.

– Что ты представлял? Что она окажется святой и возьмет тебя к себе?