Марк Поповский - Третий лишний. Он, она и советский режим

Сивоконя, который в дальнейшем сделал карьеру в университете (ныне он профессор МГУ), конечно, жертвой общественного надзора не назовешь. Но партийное вмешательство разрушило немало искренних и естественных человеческих связей. Клеймо „аморалки” метило любящих людей, разрушало их счастье, натравливало на них общественное мнение. Далеко не у всех хватало мужества, как у свердловского профессора (позднее академика) физика Сергея Вонсовского (род. в 1910) перенести партийную травлю и демонстративно жениться на жене своего арестованного коллеги, осужденного как „враг народа”. Женщина, на которой женился Вонсовский, в момент ареста ее первого мужа была беременна и имела двоих детей. Несмотря на улюлюканье и угрозы, профессор Вонсовский вырастил детей „врага народа” как своих.

Сегодня давление на личную жизнь в СССР несколько ослаблено. Но страх остался, и граждане, особенно те, что занимают высокое общественное положение, спешат с докладом в партийные инстанции, как только в их личной жизни происходит что-либо экстраординарное. Бывший заместитель министра культуры, ныне сотрудник Института истории искусств в Москве Кеменов пришел недавно в партийный комитет с „жалобой” на самого себя. Он стал объяснять секретарю парткома, что развелся с женой и женился на женщине, которая прежде была супругой другого сотрудника того же института. Секретарь попытался остановить излияния чиновника. Он объяснил товарищу Кеменову, что времена нынче либеральные и вопрос о том, кто на ком женился, есть личное дело супругов. Но Кеменов, привыкший к строгостям прошлых лет, продолжал настаивать: „Нет, нет, я заявляю вам не как частное лицо, не лично, а как член партии…”

Товарищ Кеменов не зря проявляет такую настойчивость. Он знает много случаев, когда за неудачную женитьбу (например, за женитьбу на еврейке) чиновников понижали в должности или даже выгоняли с работы. Он знает, что не только власти, но и простые граждане приучены видеть в разводе только грязь или поиск какой-то выгоды. Отражая официальную точку зрения, российский обыватель выработал даже серию штампованных, осуждающих приговоров:

— Старый, а расходится, значит молоденькую захотел…

— Имеет детей, а разводится, значит заботиться о них не хочет…

— Молодая, только замуж вышла, и расходится, наверно, развратная…

— Она уходит от главного инженера — вот дура, ведь у него зарплата хорошая…

— Партийный, а позволяет себе разводиться. Вот ужо его по партийной линии вздрючат… И т. д. и т. п.

Так что у товарища Кеменова вполне достаточно резонов для беспокойства. Сегодня парторганизация вроде бы отстраняется от вмешательства в интимную жизнь члена партии, а завтра… Ведь недаром же русский народ сложил анекдот про партийца, на которого жена написала в партком жалобу за то, что он с ней не спит. Партиец, оправдываясь, ссылается на справку от врача: он — импотент. Но секретарь парткома неумолим: „В первую очередь, товарищ Иванов, вы — член партии, а потом уже импотент…”

Сексуальная свобода в СССР постоянно пребывает в опасности не только из-за атак со стороны служивых, но в большей степени из-за излишнего внимания лиц частных. Партийные облавы на „нарушителей коммунистической морали” были бы не так опасны, если бы не вековая российская традиция, в соответствии с которой люди постоянно и недоброжелательно вмешиваются в самые интимные стороны жизни соседей, сослуживцев и просто уличных прохожих. Размышляя об уровне сексуальной несвободы в СССР, известный диссидент Валерий Чалидзе пришел даже к выводу, что половая несвобода советских граждан в значительно большей степени вызвана исторической традицией вмешательства граждан в чужую жизнь, нежели советскими законами. В области секса законы менее стесняют действия граждан СССР, нежели соседи и сослуживцы [142] Валерий Чалидзе. „Уголовная Россия”. Издательство „Хроника”. Нью-Йорк, 1977. Я готов согласиться с Чалидзе, но с одной оговоркой: жизнь советского общества вообще лишь в малой степени регулируется законами. Общественная, экономическая и политическая жизнь направляется прагматическими распоряжениями местной и центральной власти, которые часто идут вразрез со смыслом законов. .

Вмешательства возникают по любому самому незначительному поводу. В переполненном вагоне подмосковного электропоезда сидят парень и девушка. Разговаривают. Ласково улыбаются друг другу. Парень нежно кладет руку на плечи девушки. И в тот же миг с соседней скамьи слышится негодующий крик пожилой пассажирки: „Вы что здесь разврат устраиваете? Вы, может быть, еще и обниматься будете? Целоваться?!”

Настроение у молодых людей, да и у окружающих, испорчено, но пожилая женщина, войдя в раж, долго еще растолковывает обществу, какой нынче пошел повсеместный разврат и как необходимо с ним бороться. Но это еще сравнительно легкий случай. Блюстители нравственности значительно более опасны, когда начинают доносить милиции на каждую „подозрительную парочку”. Или когда в учреждении докладывают „кому надо”, что в таком-то кабинете всю ночь горел свет, не исключено, что там оставались любовники… Народная инициатива в этой области не истощается даже тогда, когда вокруг нет уже решительно никакого начальства, как это случилось однажды в восточно-сибирской тайге.

В самом дальнем северо-восточном углу страны на реке Колыма государственные организации добывают золото. Иногда, когда участок кажется обедневшим, государство сдает его в аренду частной артели. Четыре-пять человек покупают на собственные деньги маленькую драгу и приступают к работе в надежде обогатиться. Все короткое лето они работают до изнеможения с утра до ночи. И вот в одной из таких живущих в тайге групп случился инцидент: артель среди сезона выгнала своего товарища. Мой знакомый разговаривал с бригадиром артели. Вот этот диалог:

— За что вы выгнали Ваську? Плохо работал?

— Нет, работал хорошо, но завел себе бабу.

— Она что же, была чужой женщиной? Он ее отбил у кого-нибудь?

— Нет, баба была ничья. Она его вроде любила, он ее тоже.

— Так почему же Ваську выгнали?

— А что б не заводил бабу.

— ???

— Я работаю целый день, пока ноги держат. Понятно? Прихожу в палатку, поел и спать. Ни на что больше сил нет. А у Васьки сил еще на бабу хватает. Значит, он не все отдает народу. Вот мы и решили: или мы, или баба. Он отказался ее выгнать, ну мы выгнали его…

Эпизод содержательный. Он даже кое-что объясняет из области лингвистики: например, почему в русском языке нет и никогда не было понятия адекватного английскому слову privacy.

Русское общественное мнение очень различно относится к сексуальным правам мужчины и женщины. Не только в среде простолюдинов, но и среди интеллигентов считается, что если мужчина гуляет, дает волю своим сексуальным устремлениям, то это знак того, что он ярок, популярен, интересен. Одним словом — молодец. Но женщине ее внебрачные связи немедленно ставятся в вину.