Марк Поповский - Третий лишний. Он, она и советский режим

Даже если мы примем точку зрения, изложенную в пропагандистских советских изданиях, о том, что „ныне около 80 % городских жителей имеют отдельные квартиры [46] Н. Я. Соловьев. „Семья в социалистическом обществе”. М., „Политиздат”, 1981, с. 8. , то и тогда придется признать, что по крайней мере 30 миллионов человек в городах живут в коммунальных квартирах и общежитиях. Нос точки зрения интересов пары, важно не только, живет ли она в коммуналке или в отдельной квартире. Важнее всего, сколько человек обитает в комнате, где живут Он и Она. Между тем, в большинстве отдельных квартир пара по-прежнему вынуждена ютиться в одной спальне с кем-то из родственников. Нет никакой надежды, что положение изменится в ближайшие годы. И не только потому, что строят жилье медленно и недостаточно. Важнее другое: так называемая „санитарная норма” — количество квадратных метров, полагающихся на одного человека в СССР, составляет 9 м 2. Государство планирует таким образом не количество комнат, а лишь какое-то количество квадратных метров на семью. При таком расчете семью из 4 человек, состоящую из двух-трех поколений, по закону вселяют в две комнаты. Члены такой семьи с самого начала лишены элементарной свободы и независимости, а, следовательно, и семейного счастья. Так что к числу тех, кто лишен в советских городах насущно необходимого уединения из-за жизни в коммунальных квартирах, можно прибавить еще столько же мучеников из квартир отдельных. Это составит уже не тридцать, а 50–60 миллионов. И это только горожане. Что касается жителей колхозной деревни, то они в массе своей даже понятия не имеют об отдельных комнатах.

Но вернемся к семье часовщика из Краснодара. „Перед самой войной мы перебрались в Москву, — вспоминает Ф. К. — У нас с мужем был уже взрослый сын, который незадолго перед тем женился. В столице нам пришлось снова жить в коммунальной квартире на пять семей. Вчетвером мы занимали в этой квартире такую маленькую комнату, что в ней невозможно было поставить вторую кровать. Молодые супруги спали на полу у самой двери, выходящей в коридор. По коридору до полуночи топали соседи, звонил общий телефон. Если же ночью мне или мужу надо было выйти в уборную, приходилось переступать через наших молодоженов…”

Коммунальная квартира и переживания, которые она приносит людям, многократно описаны в советской литературе двадцатых годов. Имея в виду атмосферу слежки и доносительства, которая пышно расцветала в коммуналках, сатирики предвоенных лет Илья Ильф и Евгений Петров писали, что „социализм не приспособлен для адюльтера”. Но, как видно из предыдущего рассказа, социализм мало приспособлен и для законной супружеской любви. Какие уж там ласки на полу, у порога, за которым ходят посторонние люди.

В 1927 году Илья Ильф и Евгений Петров написали не лишенную яркости сатирическую книгу „Двенадцать стульев”, а еще через три года в свет вышел их роман „Золотой теленок”. В обоих произведениях коммуналки описаны довольно точно. Но, верные заказу властей, писатели осмеяли не дикую идею, по которой совершенно чужие люди вынуждены жить в общей квартире, а самих жильцов и те ужасные нравы, что неизбежно возникали между ними из-за тесноты и неудобства.

Вот картина, которая представилась двум героям романа в таком до отказа перенаселенном доме:

„Большая комната мезонина была разрезана фанерными перегородками на длинные ломти, в два аршина шириной каждый. Комнаты были похожи на пеналы, с тем только отличием, что кроме карандашей и ручек здесь были люди и примусы.

— Ты дома, Коля? — тихо спросил Остап, остановившись у центральной двери. В ответ во всех пеналах завозились и загалдели.

— Дома, — ответили за дверью.

— Опять к этому дураку гости спозаранок пришли, — зашептал женский голос из крайнего пенала слева.

— Да дайте же человеку поспать, — буркнул пенал номер два.

В третьем пенале радостно зашипели: „К Кольке из милиции пришли. За вчерашнее стекло”.

В пятом пенале молчали. Там ржал примус и целовались”.

Как живется влюбленным в этой фанерной коробке, где слышен каждый скрип и шорох? Что они чувствуют сами? Что говорят и думают о них соседи? Соседи своего мнения не скрывали. Хозяйка одного из пеналов объяснила гостю: „Они нарочно заводят примус, чтобы не было слышно, как они целуются. Но вы поймите, это же глупо. Мы все слышим. Вот они действительно ничего уже не слышат из-за своего примуса. Хотите я вам сейчас покажу? Слушайте! И Колина жена, постигшая все тайны примуса, громко сказала: „Зверевы дураки!” За стеной послышалось адское пение примуса и звуки поцелуев. „Вот видите? Они ничего не слышат. Зверевы дураки, болваны и психопаты. Видите!” „Да”, — сказал Ипполит Матвеевич” [47] Илья Ильф и Евгений Петров. „Двенадцать стульев”. М., 1956, сс. 135–136. .

Так выглядела любовь в коммунальной квартире в 1927-м. Что же принесло любящим следующее полстолетие советской власти? Обратимся к цифрам. На заданный в моей анкете вопрос „ЧТО МЕШАЛО ВАШЕЙ СЕКСУАЛЬНОЙ ЖИЗНИ В СССР?” ответили 140 человек. Анкета предлагала 18 вариантов ответа, но большинство отвечавших как на главный источник помех всякого рода указали на проблемы, связанные с жильем. ОТСУТСТВИЕ КВАРТИРЫ, как главный враг любовных отношений, отметили 126 человек из 140, то есть 90 процентов опрошенных. ОТСУТСТВИЕ ОТДЕЛЬНОЙ СПАЛЬНИ отметили 122 человека (87 %) и, наконец, ИЗЛИШНЕЕ ВНИМАНИЕ СОСЕДЕЙ ПО КВАРТИРЕ отметили 93 человека, то есть 66,4 %. Цифры выразительные, но какие реальные человеческие ситуации скрываются за этими процентами? На это отвечают полученные интервью. Хотя среди интервьюируемых бывших советских граждан есть и очень пожилые и очень юные, но в основном разговаривать приходилось с людьми в возрасте между 45 и 55 годами. Из СССР выехали они 3–4 года назад, так что события, которые они описывают, относятся к 60-м — 70-м годам. Как же выглядела в эти годы по рассказам свидетелей личная жизнь советского гражданина?

„В Одессе по сей день каждая вторая семья живет в коммунальной квартире, — утверждает сорокалетний инженер В. Ф. — Я тоже жил в коммуналке, где обитало 8 семей, состоящих из 32 человек. В квартире была одна уборная, ванная без горячей воды и водопроводный кран на общей кухне. Из общего коридора все время доносились шаги, слышались телефонные звонки. В собственной постели я чувствовал себя как на городской площади. К тому же, нашему сыну было уже 9 лет, и по ночам его присутствие в комнате стесняло нас с женой. Судьба моей матери была не лучше. Она вышла замуж в конце 30-х годов, и ее кровать стояла за шкафами в той же комнате, где спали дедушка и бабушка. Мама годами скрывала от родителей свою интимную жизнь. Нервное напряжение не прошло бесследно: она заболела мозговой болезнью”.