Марк Поповский - Третий лишний. Он, она и советский режим

Словосочетание, взятое в заголовок этой главы, не мною придумано. Оно из того словаря, каким в СССР прилично пользоваться при упоминании о российском пролетариате, который после Октябрьской революции 1917 года превратился в рабочий класс. О преображении том написаны целые библиотеки. Из книг этих можно узнать, в частности, что „при социализме рабочий класс занимает ведущее положение в обществе”. Или: „Рабочий класс превратился в класс социалистический, владеющий всеми средствами производства”. А также, что „рабочему классу принадлежит ведущая роль в управлении государством. В составе Верховного Совета СССР почти треть — рабочие”. И, наконец, что „коренным образом улучшилось материальное благосостояние рабочего класса”.

В книгах о рабочих СССР смущает однако тот странный факт, что они никогда не касаются деталей. Из них невозможно установить, какая часть рабочих живет в квартирах, а какая ютится в бараках и общежитиях; сколько рабочие разных профессий получают за свою работу в час, в неделю; каков их прожиточный минимум; что рабочие едят, сколько пьют водки, сколько детей у них в семье, чем они болеют, в каком возрасте умирают. Из советских книг, посвященных рабочему классу, нельзя узнать также о привычках и вкусах рабочих, как они развлекаются, путешествуют, любят. Во всем мире о личной жизни привилегированных классов без конца пишут газеты и журналы, рассказывает телевидение. На этом фоне привилегированный класс Советского Союза выглядит монахом. Так ли это? Почему? Попробуем разобраться.

С первых дней нового режима в Советской России возник недостаток мужчин. До революции во владениях русского царя мужчин и женщин было поровну. Но уже после кровопролитной гражданской войны и голода первых революционных лет женщин в стране оказалось на 4 миллиона больше, чем мужчин. В 30-е годы последовала коллективизация с высылкой „кулаков” на дальний Север. Затем начались массовые аресты „врагов народа”, расстрелы, гибель миллионов в лагерях. К 1939 году число „лишних” женщин дошло до 9 миллионов. После Второй мировой войны женщин „сверх комплекта” стало уже 20,7 миллиона. По последним сведениям таких „некомплектных” в СССР 17,7 миллионов.

Демографическая дисгармония, вызванная жестокими поворотами советской истории, усугубляется волевыми решениями нынешних вождей. Ради сомнительных государственных целей созданы „города женщин” и „города мужчин”. Даже в мирное время власти держат под ружьем миллионы мужчин наиболее цветущего возраста. Женщин нет или почти нет в военных городках, на нефтепромыслах, на новостройках. В то же время в городах с развитой легкой промышленностью (в Средней полосе России), на рыбокомбинатах Дальнего Востока, на торфоразработках женщины почти полностью лишены мужского общества.

Одиночество, тяжелый труд, отсутствие надежды хоть как-нибудь устроить личную жизнь порождают тип грубой, циничной женщины, которая надеется только на себя. Она жаждет и одновременно ненавидит мужчин. Такая баба, работающая в фабричном цехе, на ремонте железных дорог, в совхозе получила в народе грубоватое прозвище „конь с яйцами”. В деревнях о таких несчастных со времен последней войны ходит стишок близкого содержания:

Сексуально наголодавшись, такие женщины решаются подчас на жестокости. Уроженец города Горького (раньше Нижний Новгород), социолог А. С., 55 лет, вспоминает, как в начале 50-х годов, будучи студентом, он предпринял поездку на велосипеде по сельским местам вокруг своего города. На границе Горьковской и Владимирской областей А. С. случайно попал на разработки торфа. Торф в СССР, как правило, добывают без всякой механизации, работают в карьерах женщины. А. С. заехал выпить воды в барак, где живут так называемые „торфушки”. В бараке застал он только старую повариху, которая угостила его и предложила остаться на ночь, чтобы переспать с ее 18-летней дочерью. Как и все остальные жители бараков, дочь ее в это время дня была еще на работе. Студент не стал спорить, но сначала решил проехать в сторону торфяных карьеров, чтобы посмотреть, как „торфушки” возвращаются домой.

День клонился к вечеру. Впереди на дороге студент увидел толпу женщин. Они тоже увидели, что по дороге едет мужчина. Закричали, возбужденно замахали руками. Студент струхнул и повернул назад. Женщины бросились следом. Они бежали за ним довольно долго и в какой-то момент чуть не настигли юного велосипедиста. „При этом они все время кричали, что именно они сделают, когда догонят меня, — вспоминает А. С. — Я был страшно напуган и жал на педали изо всех сил”. У молодого человека было достаточно оснований для беспокойства: в послевоенные годы изнасилования мужчин женщинами случались совсем не редко. А. С. слышал от очевидцев, как на Волге бабы накинулись на команду маленького волжского парохода, который из-за неполадок в двигателе вынужден был пристать к берегу неподалеку от деревни.

Подобный же случай описал в разговоре со мной и 42-летний Б. В., житель Курска. В дни его молодости двенадцать женщин, ремонтировавших железнодорожное полотно неподалеку от станции Курск, напали на возвращавшегося из армии молодого солдата. Парень шел по пустынной полевой дороге, не ожидая беды. Рабочие женщины схватили его, перевязали половой член ниткой и тем вызвали устойчивую эрекцию. А для того, чтобы во время полового акта мужчина „вибрировал”, насильницы положили свою жертву на большую совковую лопату. Несколько женщин держали солдата за руки и за ноги, одна — покачивала лопату, а остальные поочередно вкушали удовольствие. Двенадцать обезумевших от желания фурий в конце концов погубили свою жертву. Солдат умер, и дело приобрело скандальную известность.

Женщины типа „конь с яйцами” не перевелись в Советской России по сей день. И надо полагать, долго еще не переведутся, потому что характер жизни рабочей женщины не слишком изменился за последние тридцать-сорок лет. Более того, демографический диссонанс стал обыденностью, бытом. В стране насчитывается несколько десятков, а то и сотен городов и поселков с катастрофическим перевесом женского населения над мужским. Наибольшую известность приобрели такие „города женщин”, как Вышний Волочек, Купавна, Иваново и Орехово-Зуево — традиционные текстильные фабричные центры. В областном городе Иваново на 450 тысяч населения — 300 тысяч женщин-ткачих и прядильщиц. Сугубо женский состав этих и других подобных городов определяется, кроме прочего, тем, что оплата труда в легкой промышленности значительно ниже, чем в тяжелой индустрии. Мужчины уходят из городов с развитой „женской промышленностью” в города, где они могут заработать больше. Так ради государственных целей происходит непрерывное разделение полов по профессиональному и материальному уровню.