Марк Поповский - Третий лишний. Он, она и советский режим

Настойчивость врачей-венерологов объясняется тем, что их работа оценивается вышестоящими медицинскими начальниками прежде всего по числу выявленных „источников”. В среднем удается обнаружить виновника заражения в 70 процентах случаев. „Этого мало, и нас ругают за пассивность”, — говорит врач Д. П. Она не без гордости добавляет, что, будучи членом партии, она окончила высшую школу пропагандистов при ЦК КПСС, и эта школа помогла ей лучше выманивать у больных правду об их интимной жизни. Таким образом, она обнаруживала „источники заражения” у 90 процентов своих пациентов.

Другая моя собеседница, врач-венеролог из Казани, Б. П. сообщает немаловажные детали о треугольнике: больной — врач — милиция. Связи милиции, КГБ и венерологических учреждений в ее городе чрезвычайно тесны. В каждом милицейском участке города есть чиновник, специально занятый венерическими болезнями. Такой милицейский следователь получает часть своей заработной платы в венерологическом диспансере. Благодаря этому он лично заинтересован в том, чтобы вылавливать каждого заболевшего и пресекать „незаконные контакты” между мужчинами и женщинами. Не обходится без милиции и в другом случае. Больной, который прошел курс лечения, обязан явиться через три недели в диспансер на проверку. Если он не явился, врачи через „своего” милиционера ставят в известность милицейский участок и „нарушителя” доставляют во врачебный кабинет во-воруженные стражи закона. „Без милиции нам не обойтись!” — убежденно восклицает доктор Б. П.

Однако милицейско-медицинская машина приводит в восторг далеко не всех. Венеролог Л. В. из Москвы, врач с сорокалетней научной практикой, считает существующий порядок порочным. Он убежден, что борьбе с венерическими болезнями в Советском Союзе мешает больше всего то, что врачи не сохраняют врачебную тайну. Виноваты в этом власти, которые ради своих целей „освободили” медиков-венерологов от клятвы Гиппократа.

— Выявление „источника заражения” превращается в самое настоящее издевательство над больным, — говорит доктор Л. В. — Из диспансера ему домой все время посылают разного рода предупреждения и указания, так что соседи узнают о его болезни по обратному адресу на конверте. По письму из того же диспансера „общественность” на работе у больного производит разбор его морального поведения. Стоит ли удивляться, — говорит доктор Л. В., — что больные, страдающие венерическими болезнями, как черт ладана боятся диспансерных врачей и предпочитают лечиться у знакомых фельдшеров, медсестер или прибегают к самолечению. В результате болезнь становится хронической и трудноизлечимой, а тысячи больных остаются неизвестными официальной статистике и продолжают разносить заразу.

Разговор о венерических болезнях один из медиков прервал вполне резонным замечанием: „В моем кабинете я чаще встречаю несчастных, нежели больных”. К несчастным врач относит большую часть пациентов, обращающихся за сексологической помощью. Чаще всего им не нужны лекарства, ибо страдания их проистекают от непросвещенности и некоторых особенностей советской жизни. Уролог-сексолог из Ленинграда Д. Г. держится того же мнения.

— Сексологический прием в условиях СССР требует от врача большой выдержки, — говорит он. — Мне всегда не хватало времени, чтобы объяснить пациентам, как и что им следует делать, чтобы достичь взаимопонимания в сексе. Их дремучая непросвещенность и наше традиционное российское ханжество требовали от врача начать объяснения с азов. Я говорил пришедшим на прием супругам: „Купите в кассе четыре талончика, я буду говорить с вами час”. Но часто недостаточно было и часа. Особенно трудно вступать в контакт с русскими женщинами в возрасте 40–45 лет. Они искренно страдают всякий раз, когда врач упоминает о половом акте, отказываются обсуждать детали своих сексуальных проблем или делают вид, что не понимают, о чем говорит медик. Ибо в их представлении тема эта постыдна и даже позорна. О некоторых вещах я вообще в своем кабинете говорить не решаюсь. Например, об оральном сексе. Хотя в медицине известно, что при некоторых состояниях мужа жена, с помощью орального секса, могла бы вернуть его к сексуальной норме, я никогда не затрагиваю эту тему. О позах при половом сношении говорю намеками. Разговор врача с пациентами превращается при этом в балансирование на проволоке. Они боятся моих „новшеств”, а я опасаюсь (и не без основания), что, если после нашей беседы у них ничего не получится, жена (чаще всего инициатива исходит от нее) сядет за стол и напишет на меня донос. Письма-жалобы на врачей-сексологов — не редкость в Ленинграде. После таких кляуз врача вызывают в партийные органы и он должен объяснить, зачем он „говорил пошлости” и рекомендовал больным „неприличные вещи”…

Доктор Д. Г. признает, что с молодыми пациентами, до которых западная сексуальная революция докатилась примерно к средине 70-х годов, разговаривать проще. И, соответственно, помочь им бывает легче.

С какими вопросами чаще всего приходят больные к сексологу? По мнению другого ленинградца, врача Г. К., человека с большим практическим опытом, автора нескольких популярных книг, предназначенных для широкой публики, вопросы пациентов-мужчин очень часто касаются длины полового члена. Они просят удлинить член, ибо уверены, что короткий орган — признак половой слабости и даже неполноценности. Такова российская традиция. Та же точка зрения выражена во многих русских народных сказках. Вот уже 225 лет ходит в списках никогда не публиковавшаяся поэма русского поэта Ивана Семеновича Баркова (1732–1768) про некоего русского дворянина Луку Мудищева, знаменитого длиной своего члена и соответственно отличающегося поразительной мужской силой. Современный советский читатель поэмы принимает ее главную идею с таким же доверием, как и читатель XVIII века.

Даже интеллигентные пациенты доктора Г. К. подчас не слыхали, что такое клитор, где этот орган у женщин помещается и какое назначение имеет. Некоторые с изумлением узнают о разнообразии поз, в которых возможно половое сношение. Что касается женщин среднего возраста, то от них часто можно слышать, что они не выносят из брачных отношений решительно никаких сексуальных радостей. „Говорят, это приятный процесс, — сказала врачу цветущая женщина лет сорока. — Во сне мне это снится и даже доставляет удовольствие. Но возможно ли испытывать что-либо подобное в жизни?” Женщины спрашивают, сколько раз в неделю можно иметь сношения и не вредно ли это вообще. Некоторые просят умерить пыл своих мужей. „Нельзя ли подлить мужу в чай какое-нибудь лекарство, чтобы он не приставал ко мне?” — просила не старая еще, миловидная женщина, здоровая и во всем остальном вполне нормальная. Ее беда, как и беда многих пациенток доктора Г. К., только в том и состояла, что их мужья недостаточно воспитаны и образованы.