Марк Поповский - Третий лишний. Он, она и советский режим

Конечно, можно уговорить любимого не доводить половой акт до конца, пользоваться так называемым coitus interruptus. С мужем в семье многие так и живут. Но между страстными любовниками, которым так трудно встретиться, любые запреты и ограничения — мучительны. От мужчины такой уговор требует не только уважения, сочувствия к подруге, но и известной жертвы. Необходимость быть начеку, управлять собой, лишает половой акт значительной части его привлекательности. Да и не всем дано так строго контролировать себя, чтобы в момент высшей интимной близости услышать и откликнуться на крик подруги: „Только не в меня!”

По словам доктора С. Г., все эти маленькие постельные трагедии, складываясь и умножаясь в течение недель и месяцев, создают у мужчин и женщин не только тяжелейшие неврозы, но и рак. Тупик, в который загоняет женщину отсутствие безопасных и достоверных противозачаточных средств, описывают и те, кому в Советском Союзе приходилось бывать пациентами врачей. Муж одной из них, московский художник, твердо заявил ей, что презервативами пользоваться не собирается. „Делай, как знаешь — хочешь рожай, хочешь иди на аборт”. Жена смирилась и несколько лет делала аборты, которые разрушали ее здоровье. В свои 30 лет она выглядит на верные 50.

Но если жена художника махнула на себя, как на женщину, рукой, то ее ровесница, заводская работница из Ленинграда, на этой почве возненавидела мужа и вообще всех мужчин, которых она иначе, как скотами, не называет. После 19 абортов она потеряла счет операциям. У нее трое детей. Больше они с мужем прокормить в СССР не могли. Во всем остальном эта женщина еще полна жизни. Но секс доставлял ей всегда только разочарования и страдания.

Но жить, тем не менее, как-то надо… В портовых и столичных городах на черном рынке за большие деньги можно купить японские презервативы и американские противозачаточные таблетки. Публика победнее и попроще ограничивается отечественной „резиной” и другими столь же несовершенными предметами советского производства. Но основным средством пресечения беременности остается аборт. По мнению медиков, это самый распространенный в стране вид хирургического вмешательства. Большинство моих собеседниц-эмигранток в свои 30–40 лет сделали по 6–8 абортов, но есть среди них и такие, что обращались к операции до 20 раз! Врачи считают, что в Москве делается в год никак не меньше четверти миллиона абортов, то есть 800 ежедневно. По стране получается около 6 миллионов операций в год.

Судя по беседам, которые я имел с бывшими пациентками советских абортариев, воспоминания об этих операциях — одно из самых тяжелых и неприятных в их жизни., Когда я училась в медицинском институте, впервые увидела аборты и условия, в которых они проводятся, я поклялась себе, что никогда не пойду на эту операцию, — вспоминает московский врач С. Г. — К сожалению, я не избежала полдюжины абортов и теперь с еще большим отвращением думаю об абортарии”. Ленинградская актриса Е. С. высказывается по этому поводу еще более решительно. „Современный абортарий в Ленинграде — не что иное, как мясорубка. Я бывала в разных больницах и везде одно и то же: огромные палаты, в палатах — грязь, беспорядок. Халаты — грязные жалкие тряпки. Постельное белье желто-серого цвета — отвратительно. Ни за какие деньги не допросишься, чтобы к тебе подошла няня”.

Актриса не случайно упомянула о деньгах. В больницах Советского Союза действует система, лучше всего выраженная русской пословицей: „Не подмажешь — не поедешь”. За три дня, в течение которых женщина вынуждена находиться в абортарии, она должна несколько раз „подмазать” врачей, сестер и санитарок (нянечек). Первое, что необходимо сделать, это дать взятку врачу, чтобы во время операции он дал пациентке наркоз — веселящий газ (закись азота) или внутривенный препарат санбровин, позволяющий заснуть на время аборта. Без взятки операция принесет пациентке тяжелые страдания, ибо будет сделана в лучшем случае под неэффективной местной анестезией. Абортарий подобен конвейеру, в котором пациентке уделяется крайне мало времени и внимания. Взяткой, однако, можно добиться некоторого внимания со стороны медсестры или санитарки.

Зная все это, более или менее обеспеченные пациентки ищут помощи у платного частного гинеколога. Заплатив врачу 50 рублей (треть или четверть приличной зарплаты), вы можете надеяться, что он положит вас в свою привилегированную клинику с лучшими условиями или произведет операцию у себя дома. „Мой знакомый доктор обычно оперировал меня в своей квартире на кухонном столе. Затем муж приезжал на такси и забирал меня домой”, — вспоминает учительница из Киева. Операция вне больницы — незаконна и карается по советским законам годом тюрьмы. Но она освобождает женщину от боли, грязи, грубости, неизбежных в государственной больнице. Неудивительно, что все большее число беременных идут на этот расход, чтобы сохранить свои нервы и здоровье.

Отношение народа к аборту я бы сравнил с отношением к стихийному бедствию. „Что поделаешь? Куда деваться?”… Наиболее серьезные врачи знают, что принятое ныне в СССР ручное выскабливание плода — крайне несовершенно; что нередко после аборта женщине приходится ложиться в больницу второй раз, на, дочистку”. На Западе давно уже существуют значительно более совершенные методы аборта. Знают медики и то, что в так называемой Кремлевской и других больницах для высокопоставленных лиц аборт делается с помощью вакуумной установки с применением новейших методов обезболивания. И тамошним пациенткам это не стоит ни копейки. Но знают серьезные врачи и другое: „Плетью обуха не перешибешь”. Советская партийная бюрократия не откажется от своих привилегий. А в рядовых больницах появления новой аппаратуры ждать не приходится. Так что остальным гражданам Советского Союза остается лишь на-рушать закон, платить наличными и тем спасаться от прелестей „бесплатной” медицины…

Выслушивая врачей, я, откровенно говоря, в какой-то момент подумал, что медики Советского Союза довольно равнодушно взирают на то, как мечутся их пациенты в сетях непросвещенности и советского медицинского сервиса. Ну, конечно, можно прописать капли, порошки, дать кое-какие осторожные рекомендации… Но попытались ли врачи хоть раз обсудить положение сексологии в СССР на какой-нибудь профессиональной конференции? Попробовали хоть раз заявить властям о том, что половой вопрос — реально существует и требует внимания?

— Мы сделали больше, чем вы думаете, — ответил на мои сомнения доктор Г. К. — Медики СССР не только провели несколько научных конференций, но за 20 лет, начиная с 1960-го, произвели почти бескровную революцию в сознании государственной администрации и, в какой-то степени, в обществе. По словам врача-сексолога, в Советском Союзе впервые после 30-летнего перерыва начали выходить научные и популярные книги по сексу, семейным отношениям, половому вопитанию. В то время как писателям, режиссерам и кинодраматургам по-прежнему не позволяют никаких литературных и кинематографических вольностей, ученым-медикам дано разрешение читать лекции на сексуальные темы. Делаются даже первые попытки преподавать в средней школе курс полового воспитания и подготовки к семейной жизни. В этой борьбе у врачей оказались союзники — ученые-педагоги. В то время как медики добивались права на исследования и сексуальное образование общества, педагогов интересовала возможность дать школьникам сексуальное воспитание.