Давид Гроссман - Будь ножом моим [litres]

Прослушав несколько десятков раз, как люди трахаются в полуметре от меня, я перестал от этого возбуждаться. Вначале – да, случалось, даже помимо воли. От одних только вздохов. Они раздаются тут со всех сторон по двадцать четыре часа в сутки. Иногда я продолжаю слышать их и после того, как люди замолкают (так я целый день продолжал слышать плач Идо после того, как оставлял его в саду).

А теперь – все. Видимо, привык. Приучаю себя мыслить оптимистично: уже два с половиной дня я живу в гигантском машинном отделении, где царит шум, устойчивый ритм и непрестанно нарастающий скрежет поршней. И постоянные выбросы пара. В следующее мгновение все повторяется в другой комнате. Иногда мне кажется, что все комнаты надо мной и с обеих сторон сотрясаются одновременно. Все дрожит, скрипят кровати в комнатах, мужчины стонут, а девушки, каждая в свой черед, заходятся притворными криками.

Самое странное, что, не считая хозяина гостиницы, я до сих пор не встретил здесь ни единой живой души. Каждый раз, когда я выхожу из комнаты, место кажется мне пустым и заброшенным.

Если когда-нибудь нам случится переспать, будем заниматься любовью медленно-медленно, как сквозь сон. Я вижу это как сейчас: два эмбриона в замедленном действии ощупывают друг друга с закрытыми глазами.

Мириам, я работал всю ночь. Почувствовал, что должен хоть немного побороться за себя (или хотя бы с достоинством представлять твою сторону в борьбе за себя). Нельзя же сдаваться вот так просто, без боя, а звуки вокруг постепенно начинают сводить меня с ума. Я приклеил на стены твои письма. Каторжный труд. И представить не мог, сколько всего ты мне написала. Интересно, что бы ты почувствовала, если бы оказалась здесь.

Я выжат как лимон, голова идет кругом, до смерти хочу спать, но все время улыбаюсь как идиот.

(О сне приходится только мечтать…) Энергия внезапно бьет ключом. Чувство, что стены шепчут твоим голосом.

Комната сейчас сбивает меня с толку и полна движения. У меня кружится голова, когда я оглядываюсь по сторонам. Это напоминало составление гигантского кроссворда (который дает определение своему составителю). Вначале я старался не разлучать между собой страницы из одного семейства, но вскоре отчаялся, и в итоге все смешалось. В последний час я уже клеил их как попало. Создавал гибриды. Встречи вслепую. Не важно. Есть у тебя это качество, систематичность, и во всем, что ты пишешь, присутствует та или иная связь. Каждое письмо продолжает непрекращающуюся беседу.

Теперь я тоже могу создать свою собственную лотерею. Ходить по кровати с закрытыми глазами и открывать их, наугад выбирая фразу: «…и я до сих пор помню физическое ощущение ужаса, который заползал в меня, наполнял целиком и затвердевал в том самом месте, где прежде жила радость. Ужас, что все хорошее, что только есть во мне, не достанется никому, никогда никому не понадобится. И какой во мне смысл?

(Я сделал еще один круг. И вытащил тот же самый лист!)

«…я уже начала подозревать, что «эта вещь» вообще не предназначена для того, чтобы один человек передавал ее другому, и что всем остальным этот страшный секрет давно известен; может быть, это и позволяет им «жить» – в смысле «жить». Находить себе партнера. И вместе рисовать дом с трубой на крыше. Быть «благоразумными любовниками» из стихотворения Натана Заха [30]:

А я непрестанно думаю о том, как мне повезло, что я встретила «неразумных любовников», которые открыли мне дверь – «в такую-то ночь».

Яир?

Яир, проснись, это я…

Яир, не засыпай снова…

Так я не позволяю себе заснуть – произношу свое имя твоими устами. С твоей интонацией. Каждый раз мое сердце бьется с новой силой, откликаясь на имя, которое шепчут твои губы.

Потому что у меня развилось что-то наподобие боязни сна. Я знаю, что как только на мгновение погружусь в сон, забыв, где нахожусь, – тут же послышится крик, стон или скрип кровати. Я больше так не могу. Уже три ночи я не сплю.

В конце письма с той маленькой «теорией», в которой предполагала, что, может, мне стоит сочинять рассказы, ты написала:

Яир —

Яир будет светить —

Свети.

Где я, и где этот светящий Яир.

Снова ночь. Куда подевались здесь дни.

Я все стремительней иссякаю, а ты становишься все реальней.

Твои торжественные шествия по дому, из кухни, по коридору, на балкон. На твоих руках – кружево тени бугенвиллеи. Запах крема для рук исходит от твоих писем, обволакивая меня чувством дома.

Твой образ вновь и вновь обретает плоть у меня внутри. Мы не в жизни, помнишь об этом? Но все, что ты написала, – живое. Твоя жизнь жива для меня. Твое лицо. Я рисую его у себя в голове, не пропуская ни единой линии. Одеваю тебя, раздеваю, не спеша, вещь за вещью. Разговариваю с собой твоей же речью, твоим написанным голосом, с капелькой грусти по краям.

«Уже не секрет, – говоришь ты (точное местоположение? На расстоянии двух пальцев справа от двери), – что между нами существуют удивительные линии сходства. Временами я чувствую, что они пробегают по нашим письмам, словно электрический ток, – со всем этим напряжением, с непрерывной дрожью и опасностью. Но ты ведь знаешь, что сходство между нами, помимо всего прочего, заключается еще и в том, что ты называешь «мрачными изломами души» – и именно в них оно проявляется с силой, которой я прежде не знавала. Так может, ты понимаешь, почему я так стремлюсь сблизиться с человеком, в котором эхом отражается то, что я в себе меньше всего люблю?»

Не знаю. И вообще, как же мало я знаю. Нелегко признаваться в этом здесь, когда ты вся распростерлась передо мной, но твои вопросы всегда глубже моих ответов. И, быть может, лучше, чтобы ты сама ответила на этот вопрос. Вот что ты сказала, когда мы были братом и сестрой в двух колоннах военнопленных: «… я хочу познать все каналы твоих чувств и страстей – явные и наиболее скрытые, бурные и извилистые. Ибо место, где все эти каналы берут начало – даже тот из них, который привел тебя к проститутке, – и является, на мой взгляд, началом всех начал. Живой, драгоценный источник, чьей влаги я так жажду…»

Ночь внутри ночи, внутри ночи. Этот человек уже ни о чем не думает. Не думает ни о свинке, ни о своих несчастных яйцах. Этот человек хочет только спать и спать, до тех пор, пока не закончится весь этот кошмар, а потом – забыть обо всем. Вчера вечером этот человек вдруг перерезал ножом телефонный провод в комнате. Дело в том, что я чуть не позвонил тебе и не попросил, чтобы ты приехала.

Ты только что пропустила потрясающий эпизод: хозяин гостиницы вдруг без стука вошел в комнату – а может, он постучал, но я не слышал (у меня в ушах куча туалетной бумаги, чтобы хоть немного заглушить шум). Вот в каком виде он застал меня: я стоял на кровати и читал со стены. Так я провожу большую часть дня. Он увидел страницы, покрывающие все стены. Хотел что-то сказать, но не решился. Оцепенел в молчании. А я тут же с блеском вошел в роль и принялся вслух зачитывать: «…во мне просыпается дикое желание сыграть в твою странную игру, встречаясь с тобой только в словах, как ты предлагаешь, пуститься во все тяжкие на бумаге, смешаться с твоим воображением и посмотреть, куда ты способен увести меня…»