Кон Джиён - Суровое испытание

В первый день слушаний погода в Муджине стояла солнечная и ясная. Перед Муджинским окружным судом в ряд выстроилось множество машин с флажками-логотипами различных СМИ, а на перекрестке у здания суда началась пресс-конференция Ассоциации выпускников интерната «Чаэ», где было сделано заявление. «Мы осуждаем руководство интерната «Чаэ» за утаивание информации о регулярных сексуальных преследованиях и поддерживаем борьбу пострадавших от насилия воспитанников и добросовестных преподавателей». У главного входа в суд кучка людей громко пела христианские гимны. Похоже, собрались прихожане муджинской церкви Великой Славы.

Со Юджин вместе с пастором Чхве Ёханом с утра пораньше выехали на слушания суда. Шестидесятипятилетний пастор был уроженцем Муджина. Еще до того как он возглавил рабочую группу по интернату «Чаэ», его не шибко жаловали даже в лагере прогрессивно настроенных людей. В семидесятых-восьмидесятых, когда Муджин служил ядром сопротивления диктаторскому режиму и играл ведущую роль в борьбе за демократию, пастор Чхве был известен своими умеренными взглядами и никогда не спешил с выводами. Его глаза за круглыми линзами очков всегда приветливо улыбались.

— Как спалось, пастор? Много хороших снов увидели? — спросила Со Юджин.

Всю дорогу в суд пастор Чхве сидел погрузившись в свои мысли и только после вопроса Юджин, словно очнувшись, наконец заговорил:

— Скажите, прокуратура уверена, что суд вынесет решение «виновны»?

Вопрос ее малость озадачил, и она призадумалась. С прокурором она пересекалась всего пару раз, однако особо не тревожилась: к делу он подошел бесстрастно, хотя на его непроницаемом лице порой и проскальзывало некоторое раздражение. Со Юджин взглянула на пастора:

— Думаю, да. Дети действительно пострадали, нет оснований сомневаться в их показаниях. Кроме того, свидетели…

Пастор молча закивал. В сердце Со Юджин закрался холодок. Она еще не успела понять, к чему он клонит, как пастор Чхве заговорил:

— И то верно. Я тоже так считаю, но адвокат, взявшийся за это дело… Оказывается, эта личность мне хорошо знакома. Он выпустился из муджинской старшей школы примерно двумя годами позже, чем я. Едва ли не с детства прославился своей проницательностью и умом и, насколько помню, всегда ходил в отличниках. Скорее всего, на юридический факультет в Сеуле он прошел по дополнительной квоте. Я думал, он работает судьей в апелляционном суде высшей инстанции, однако, говорят, совсем недавно был освобожден от должности. И это, похоже, его первое дело в качестве адвоката.

— Вы имеете в виду пристрастное отношение и поблажки судьи как бывшему коллеге? Все же, я надеюсь, это не означает, что виновные останутся безнаказанными. Неужто такое возможно?

Со Юджин распереживалась, и пастор, скосив на нее глаза, улыбнулся:

— Да нет, вряд ли. На приговор это не должно повлиять, однако некоторое снисхождение проявить могут. Так уж водится в судебной практике. Но мы давайте будем надеяться на лучший исход. Все-таки люди там сидят рассудительные и благоразумные — как-никак, элита нашего общества… Это я просто на всякий случай сказал, чтобы вы были в курсе.

Углубиться в тему не удалось — они подъехали к суду, и машину обступили журналисты. Пока пастор Чхве Ёхан отвечал на вопросы, Со Юджин отошла в сторонку. Внезапно ее обожгло чье-то дыхание, удушливое и мерзкое, от которого мурашки побежали по коже. В испуге она отшатнулась и, оглянувшись, обнаружила даму лет пятидесяти пяти с толстым слоем макияжа, которая буквально испепеляла ее взглядом. Все случилось так неожиданно!

— Так вот эта шалава! Это ты та самая мерзавка? Вы только на рожу ее гляньте! Это же ты, мразь этакая, на моего мужа напраслину возвела и решила засадить ни за что ни про что! Без мужика, слышала, живешь, так от нехватки крыша поехала? С больной головы на здоровую? Думаешь, кроме тебя, все только этим и занимаются? Ах ты гадина! Да я с нашим Господом Иисусом тебя, порождение сатаны, до самого дна преисподней гнать буду, места на тебе живого не оставлю, дьявольское ты отродье!

Представьте погожий весенний денек, вы ведете машину, безмятежно насвистывая, и вдруг дорога резко обрывается, все вокруг с грохотом рушится — но и тогда вы не испытали бы подобного шока. Или другая картина: средь бела дня внезапно обрушился ночной мрак и с неба хлынули помои — нет, и в этом случае ей не было бы так мерзко и гнусно. Со Юджин словно вросла в землю: никогда прежде ей не доводилось сталкиваться с подобным, и ее сковал ледяной ужас. Даже вскрикнуть она не могла. Песнопения, возгласы и призывы, гудки машин и треск от вспышек камер — все это отступило куда-то вдаль, а она осталась в белом-пребелом безмолвии один на один с этой женщиной, на лице которой лежал толстый слой штукатурки. И лишь впоследствии она поняла, что точно такой же ужас пришлось испытать беззащитным, словно малые птенцы, детям.

Отвратительной тетки и след простыл, а Со Юджин никак не могла сдвинуться с места. Сердце бешено кололось, кончики пальцев подрагивали. Чуть погодя, входя в зал суда следом за пастором, она оглянулась и вновь увидела ярко-алые губы. Женщина стояла в кружке прихожан и без устали подвывала: «Отче наш, Отче!» Позже она узнала, что это была жена замдиректора Ли Ганбока. Даже если бы эта фурия вцепилась в волосы Юджин, она бы вряд ли смогла сопротивляться — так внезапно все произошло. Со Юджин в страхе смотрела на эту женщину, а та тем временем, сцепив молитвенно руки, усердно взывала к Богу. Зеленоватый костюм-двойка, нитка жемчуга на шее и завитые волосы в целом смотрелись довольно элегантно. Кабы не это происшествие, Со Юджин приняла бы ее за интеллигентную пожилую даму — супругу почтенного человека — и, возможно, даже посочувствовала бы ей из женской солидарности, что той приходится присутствовать на открытом заседании суда над непутевым мужем. Молитва завершилась, какой-то мужчина в черном костюме похлопал женщину по плечу и высказал слова поддержки. Трудно поверить, но в ответ она, прикрыв рот ладонью и склонив голову набок, смущенно засмеялась. Черт подери, подумала Со Юджин, что же это за существо такое — человек? Как низко он может пасть? Неужто эта женщина и вправду верит, что ее муж невиновен? И оттого так ненавидит Со Юджин, которая немало постаралась, чтоб засадить его в тюрьму? Ну что ж, возможно. И это лишний раз доказывает, что представление о мужском превосходстве у многих на подкорке. Да что там, оно красной нитью проходит через всю человеческую культуру.

Но и после попытки разумно проанализировать ситуацию страх не улетучился. Это была естественная реакция самозащиты — рефлекторный страх, который испытываешь при виде ощерившегося хищника с окровавленной пастью.