Кон Джиён - Суровое испытание

Судья занял свое место, а Со Юджин все так же сидела в оцепенении. Зал был забит до отказа. Репортерам с камерами не позволили зайти, но журналистов пустили, и атмосфера в помещении была накалена до предела.

— Ну хоть судья вселяет доверие. Я имею в виду, не совсем уж закоснелый консерватор, — подбадривающе шепнул ей на ухо пастор, видимо, решив, что Со Юджин гнетет его замечание об адвокате.

Она рассеянно посмотрела на судейское возвышение, где должен был восседать судья. Мелькнула мысль: интересно, как это — разглядывать сверху людей, сидящих здесь, внизу? Какие ощущения испытывает человек в судейском кресле, с высоты взирая на публику, пожирающую его глазами в ожидании вердикта? Не одолевает ли его гордыня, что он не ровня всем тем, кто ниже, не мнит ли себя полубогом?

По залу прокатилось волнение. Ввели троих обвиняемых в грязно-зеленых робах. С одной стороны послышался плач, с другой стороны посыпалась брань: «Убить их мало! Твари недорезанные!» В одинаковой одежде братьев Ли Гансом и Ли Ганбока невозможно было отличить друг от друга. Это внезапное осознание, что они и вправду близнецы, ударило Со Юджин, словно током. Лысоватая голова, худощавость и сутулость не помогали понять, кто есть кто. Братья, озираясь по сторонам, приветствовали взглядами знакомых. На их лицах можно было даже разглядеть улыбку. Третий же, Пак Бохён, понуро опустил голову. Невысокий и курчавый, рядом с близнецами он выглядел еще более жалко и убого.

— А почему так много адвокатов? — спросила Со Юджин у пастора Чхве.

У него тоже в глазах отразилось недоумение, но он быстро смекнул:

— Вон тот — пресловутый адвокат Хван; рядом с ним, видимо, ассистент. А третий — адвокат Пак Бохёна. Похоже, на платного адвоката средств не нашлось, поэтому ему назначили государственного защитника.

— Под стражей сидят вместе, а адвокаты разные? — поразилась Со Юджин, а пастор посмотрел на нее сперва с жалостью, дивясь ее простодушию. Но, немного поразмыслив, закивал, словно признавая ее правоту.

— И то верно. За решетку попали вместе, эти себе хорошего адвоката нашли, а Пак Бохёна бросили на произвол судьбы. И вправду, никакого чувства солидарности! — закончил пастор с горечью.

— Меня лихорадит, ведь это немыслимо — такое бесчестие. Я размышлял, почему на мою долю выпали такие мучения. Все это послужило поводом оглянуться на всю свою жизнь через призму Бога и моих почтенных предков. Наш многоуважаемый батюшка Ли Джунбом под псевдонимом Пэсан из сострадания к глухим детям пятьдесят лет назад основал интернат «Чаэ», пожертвовав без остатка всем своим состоянием, а мы, я и мой брат, росли и мужали в стенах этого учреждения. Я всегда буду помнить наказ нашего покойного отца, который наставлял нас, сопливых мальцов, жалеть бедных, несчастных детей. И если наше стремление окружить детей еще большей заботой — повкуснее накормить и получше выучить — считается преступлением, то…

Так началось судебное заседание. После того как были сверены личные данные участников процесса и прокурор зачитал обвинительный акт, директор Ли Гансок первым поднялся с места и начал говорить. Когда он перечислял пункты, по которым обвиняется, его голос дрожал. Одновременно в задних рядах зала поднялся ропот. Послышался голос, судя по всему, принадлежащий глухому человеку:

— Предоставьте переводчика! Обеспечьте сурдоперевод!

Судья грозно прищурился, в голосе звякнули металлические нотки — он рявкнул во всю мочь:

— В чем дело?

Подбежали судебные приставы и утащили за дверь возмущенного глухого.

— Соблюдайте тишину! Нарушители будут удалены из зала или же привлечены к суду за неподобающее поведение.

— Переводчика! — посыпались крики со всех сторон — здесь оказалось немало людей с нарушениями слуха.

— Судья! Переведите и то, что вы только что сказали. Эти люди не могут вас слышать, — заметил кто-то, и в зале послышался смех.

Ни от кого не укрылось замешательство судьи. Однако тот быстро взял себя в руки и сердито посмотрел на публику. Еще одного вопящего глухого вывели из зала. Прокурор и адвокаты пристально наблюдали за происходящим и время от времени, склонившись над бумагами, что-то помечали в своих записях. Сказывалась профессиональная привычка.

Возмущенные выкрики не стихали, в зале стоял гвалт. Пастор Чхве Ёхан поднялся с места.

— Простите, что вмешиваюсь в судебный процесс. Я — пастор Чхве Ёхан, возглавляющий рабочую группу по делу интерната «Чаэ». И раз уж здесь, в зале, есть люди с нарушениями слуха, то я требую задействовать переводчика. Думаю, будет разумно и удобно попросить обеспечивать сурдоперевод обвиняемого Пак Бохёна. Надеюсь, он не откажется. Если господин судья примет во внимание…

Когда пастор заговорил, зал притих, внимательно прислушиваясь к его словам. И, похоже, это задело судью за живое.

— Я приказываю вывести пастора Чхве Ёхана из зала суда. Здесь дозволено брать слово только согласно установленному протоколу.

Пастор Чхве пристально посмотрел на судью:

— Ваша честь! Разве не само собой разумеется, что на процессе с участием слабослышащих необходим сурдоперевод? Эти люди пришли сюда, потому что воспринимают случившееся как свое личное, от души печалясь и негодуя. С этим следует считаться…

В ответ судья завопил:

— Я требую тишины!

И двое приставов удалили пастора из зала.

Со Юджин вновь посмотрела на возвышение, где восседал судья. Малорослый и на вид довольно хилый, он с непроницаемым лицом схватил микрофон и окинул публику грозным взглядом.

— Переводчик обвиняемого Пак Бохёна находится здесь, чтобы переводить представителям суда. Остальным перевод не требуется. Любой, кто проявит неуважение к суду, без всякого снисхождения ответит по закону.

В это время поднялся один глухой и, пока его не вывели судебные приставы, успел сказать:

— Мы тоже граждане Республики Корея. И у нас тоже есть право присутствовать на судебном заседании. Вы несколько раз призывали к тишине, но мы не могли этого услышать, так что вы не имеете никакого права меня задерживать. Разве я не прав?

Отовсюду послышались смех и негромкие аплодисменты. Судебное слушание, не успев начаться, было приостановлено. Журналисты застрочили в своих сотовых и ноутбуках, описывая суматоху. Даже судебным исполнителям стало ясно, что происшествие наделает много шуму и по головке их не погладят.

Пастор Чхве Ёхан сидел на дальней скамейке во дворе суда. Погрузившись в свои мысли, он глядел в небесную высь, но, услышав шаги Со Юджин, тут же проворно расправил плечи и тихонько кашлянул.