Кон Джиён - Суровое испытание

Жена убрала руки с его шеи и внезапно рассмеялась:

— Я и представить не могла, что ты станешь борцом за права. Ты же сам не очень-то жаловал таких людей. Говорил, это безответственно по отношению к родным детям.

— Ты устала с дороги, поспи хоть немного. Я пойду покурю.

Легонько чмокнув ее в лоб, он взял сотовый и вышел на балкон.

— Давай и с куревом уже завязывай. Я нашла хорошую клинику традиционной медицины, там отлично ставят иголки для избавления от никотиновой зависимости.

В ее голосе звучали резкие нотки. Он закрыл дверь балкона, чтобы не слышать, и закурил. И неожиданно для самого себя посмотрел вверх, на окна Со Юджин. В ее квартире было темно. Интересно, где она сейчас? Выпуская длинную струйку дыма, он включил сотовый. Телефон вздрогнул и выпустил пулеметную очередь вибраций, каждый раз сообщая о пропущенных вызовах: на экране высвечивались имена Со Юджин, пастора Чхве Ёхана и коллег преподавателей, значок непрочитанных сообщений.

«По слухам, завтра на рассвете нашу палатку собираются демонтировать. Прошу всех собраться. Давайте отстоим наш оплот! Требуется ваша помощь!»

Он набрал Со Юджин. Из трубки полилась песня:

Прислушиваясь к словам, он вспомнил ту ночь. И те странные встречи: с проституткой, с выжившей из ума старухой, с желторотыми хулиганами на мотоциклах…

— Ой! Прости, ради бога, что мешаю. Я понимаю, вы с женой долго не виделись, но завтра на рассвете в связи с торжественным празднованием годовщины муджинского движения за демократию собираются снести наш лагерь. И поручено это не полиции, а команде, специализирующейся на демонтаже. Ты же в курсе, как варварски они себя ведут? Все, кто разошелся по домам, возвращаются обратно. Учителя пытались отговорить детей, но те ни в какую: упорствуют, что будут вместе отстаивать палатку. Но мужских рук нам явно не хватает. Так что нам без тебя не обойтись. Если честно, я тоже с таким впервые сталкиваюсь…

Голос Со Юджин заглушали хлопки полощущегося на ветру тента. Она стучала зубами от холода. Кан Инхо через окно заглянул в комнату: жена и Сэми спали. Тепло там, и холод здесь, свет там, и мрак здесь. Существовало явное разделение.

— Прямо сейчас не получится, а перед рассветом подтянусь. Ты чего так дрожишь? Не трусь! Ты же у нас… отважная!

— Правда? Я на самом деле такая? А мне всегда казалось, что я страшная трусиха, — задорно откликнулась Со Юджин. — Просто, если честно, ночь сегодня просто ледяная. Ладно, ты приезжай, только обязательно!

— Приеду. Чуть припозднюсь, но буду. Жди.

В ответ она хохотнула:

— Точно. Кто у нас хоть и опаздывал, но ни разу не пропускал? Ну конечно, это наш Кан Инхо!

Любимая жена,

кажется, это первое письмо тебе со времен моей командировки в Китай — со времен, когда наши отношения были полны романтики. С чего же начать? С Муджина, с тумана, а может, с надежды или нового меня, которого я нашел в муджинском тумане?

Я приехал сюда, похожий на раненого зверя, которого выплюнули огромный мегаполис, вся капиталистическая система, не сумев переварить. Подавленный, с блуждающим взглядом, я озирался по сторонам в поисках крох для пропитания. Но дети, которых я должен был учить, и все эти события что-то пробудили во мне. Как бы это выразить? Жажду справедливости, тягу к чему-то светлому и более высокому… Впервые в жизни я вдруг обнаружил, что стараюсь не ради денег, не ради удовольствия, а ради чего-то такого, что даже порой причиняет мне боль. И, к своему изумлению и радости, я каждой клеточкой своего тела осознал, что я — человеческое существо, и больше того: личность, достойная уважения. Такое произошло со мной впервые, и это был бесценнейший опыт, ведь я понял кое-что еще: те качества, что таились во мне, — любовь и уважение к самому себе — проявились, когда я осознал себя неравнодушным к чьей-то судьбе и готовым бороться за ближнего. И как человек, достойный уважения, я ощутил насущную необходимость вступить в противоборство с теми, кто втаптывает в грязь столь же достойных, но беззащитных людей. И это было необычайно важным открытием для меня. И оттого не столько ради других, а сколько ради самого себя я непременно хочу завершить начатое. А когда я смогу убедиться, что дети спокойно учатся, больше не подвергаясь издевательствам, все эти испытания останутся в памяти красивым воспоминанием.

Мама Сэми! Мне жаль, что я не смог сразу тебе сказать, что путь, на который я вступил, — это верный курс и для нашей семьи. Не знаю, поверишь ли, если скажу, что делаю это ради Сэми? Спасибо за предложение поработать в Китае. И пожалуйста, передай мои извинения своему кузену.

Пойми меня, если сейчас я отсюда уеду, то навсегда останусь побитым зверенышем — подлым насильником своей ученицы; тем, кто приехал в Муджин с единственной целью: заработать на хлеб. А поскольку меня уволили, мне снова предстоит блуждать в поисках пропитания. И тогда я стану не просто неудачником, выплюнутым обществом благоденствия на обочину жизни но еще и трусом, бежавшим от варваров и поверженным на землю. Не знаю, поймешь ли ты меня, но если я брошу все и вернусь домой, то, даже заработав миллиарды, скорей всего, буду несчастен всю жизнь.

Любимая моя! Сегодня на рассвете придут демонтировать тент, где мы занимаемся с детьми. Все ученики уже там. Те самые истоптанные и израненные дети, над которыми жестоко надругались и которые только-только начали приходить в себя и восстанавливаться. Они для меня уже не чужие, как и наша Сэми. А еще там мои коллеги, которые для меня так же важны, как и ты.

Когда ты проснешься, меня, вероятно, не будет рядом. Вместе с Сэми поезжайте в Сеул и дожидайтесь меня. Это не протянется долго. Я обещаю тебе, что вернусь к вам гораздо лучшим и надежным мужем и отцом.

Мать Сэми! Я хоть и не супермен, размахивающий флагом, но и не последний мерзавец, способный бросить детей на растерзание псам. Этому меня научил Муджин. Я верю, что ты позволишь мне отстоять мою последнюю гордость. Прошу, поверь мне!

Любящий тебя муж.

Он положил письмо в изголовье кровати и при слабом свете фонаря, пробивающемся из окна, вгляделся в лицо Сэми. В детстве она походила на него, а сейчас явно начали проступать черты матери.

— Не спишь? — сквозь сон пробормотала жена.

— Ага. Но ты спи. Мне кое-что надо доделать.

— Обними меня! Мне приснился странный сон, — попросила жена, совсем как раньше, когда о Муджине никто и не помышлял.