Александр Филиппов - Зона: Очерки тюремного быта. Рассказы

— Каракашвили… Саркисян… — читает Медведь.

— В шизо… — сообщает зам по оперработе. — Отказались от чистки картофеля, а Саркисян требует отправить его в Армению.

— Пусть считает нашу Мелгору Араратом, — хмыкает Медведь. — Мамбетов! Возьмешь обоих к себе.

Начальник пятого отряда капитан Мамбетов возмущенно вскакивает:

— Владимир Андреевич! У меня этих «зверей» уже пол-отряда! Всю шваль ко мне, а кто план выполнять будет?

— Ничего. Перевоспитаешь…

Мамбетов обреченно вздыхает.

У него один из самых сложных отрядов, но Колька Мамбетов справляется. С нарушителями дисциплины, отказчиками от работы разбирается лично. Для этого в кабинете у него хранятся кожаные перчатки.

— Смотри, займется тобой прокурор… — предупреждает Кольку начальство, но официальных жалоб на рукоприкладство от заключенных не поступает.

Несмотря на своеобразные методы воспитательного воздействия в отряд к нему идут охотно. «Мужиков»-работяг в обиду он не дает. У Мамбетова легче всего попасть на досрочное освобождение, на «химию». Он вовремя подготовит документы в суд, поможет написать слезливую «помиловку». А насчет рукоприкладства… Помню, привел он как-то на освидетельствование в санчасть пьяненького зека из своего отряда. Медики подтвердили — действительно пьян.

— Николай Давлетович! — взмолился зек. — Не «вешайте» взыскания! У меня через месяц срок на «химию» подходит. Лучше морду набейте!

— Ладно! — согласился отрядный и, взяв за шкирку раскаявшегося зека, поволок в отряд — на «разборки».

На все виды досрочного освобождения из колонии требовалось решение прокурора и суда. Если в личном деле осужденного оказывалось постановление о злостном нарушении режима — суд отказывал в досрочном освобождении. Так что, если и впрямь виноват, лучше получить неофициально по морде, чем «париться» в зоне лишние годы.

Кому-то покажутся дикими и возмутительными подобные «методы», но колонийская жизнь — особая. Добро и зло в ней часто меняются местами, превращаясь в свою противоположность.

Начальник отряда в колонии — должность самая непрестижная. Понимая это, эмвэдэшное руководство повысило «отрядным» денежное содержание, потолок звания до майора — но все попусту.

Начальник отряда отвечает практически за все — режим, выполнение производственного плана, санитарное состояние жилых помещении, наличие у всех подопечных обмундирования, постельных принадлежностей. Он должен вести, по крайней мере на бумаге, постоянную индивидуально-воспитательную работу, организовывать художественную самодеятельность, проводить политзанятия, переписываться и встречаться с родственниками заключенных, оформлять документы на досрочное освобождение, а иногда — женить или хоронить зеков…

С учетом того, что в среднем отряд насчитывал около ста двадцати заключенных, перспектив успеть переделать все вышеперечисленные дела и еще десятки других у «отрядника» практически не было.

В те годы на Мелгоре было десять отрядов. Один составляли старики-инвалиды и «хозобслуга» — заключенные, работавшие по обеспечению жизнедеятельности зоны — повара, кочегары, банщики. Еще один отряд — «бесконвойники», которые работали без охраны за пределами эоны. В их число входили, как правило, зеки «солидные», досиживающие свои сроки, не нарушающие дисциплину, специалисты — шоферы, трактористы, электрики, сантехники, связисты и прочий необходимый для жизни поселка люд.

В конце семидесятых годов чья-то светлая голова объявила мелгоровскую колонию зоной, специализированной по лечению туберкулеза. И потому сюда согнали «тубиков», осужденных на усиленный режим, со всей области. В то время зеков, больных туберкулезом легких, содержалось в колонии более трехсот. Для изоляции здоровых их разделили на два отряда. Один практически полностью лежал в стационаре — около ста пятидесяти больных активным туберкулезом легких — с кавернами, кровохарканьем, «бацилловыделением» и прочими симптомами цветущего туберкулеза.

Вторая половина — «неактивные тубики», работали в швейном цехе. Шили рукавицы, халаты, спецодежду.

Остальные отряды — «здоровые» — трудились на кирпичном заводе.

В жилой зоне заключенные размешались в двух- и трехэтажных общежитиях, представлявших собою большие спальные комнаты с полусотней двухъярусных кроватей. На каждую кровать полагалась тумбочка для личных вещей осужденного. При этом на тумбочке и кровати вывешивалась бирка с фамилией владельца. Делалось так потому, что спальное место, где осужденный проводил порой долгие годы, является особенно важным показателем его положения в отряде и зоне. Только начальник отрада имел право указать заключенному ту или иную койку, ярус, где зек обязан был спать. Однако на практике занимались этим «завхозы», которые быстренько размежевывали всех по «мастям», приятельским отношениям и земляческим симпатиям. Но при любом раскладе ближе к выходу всегда селили «опущенных», а солидные, уважаемые зеки устраивались в дальнем конце помещения, ближе к окошку и непременно на нижнем ярусе койки.

В отсутствие заключенных постели должны были тщательно заправляться. В это время дневальным надлежало мыть полы, протирать пыль, но занимались этим либо «опущенные», либо освобожденные от работы по болезни «мужики».

Кроме спального помещения, в каждом отряде были умывальные комнаты, туалеты, сушилки, бытовки и каптерки, где хранились «сидоры» — мешки и самодельные холщовые сумки с личными вещами осужденных. Каждый «сидор» снабжался биркой — табличкой с указанием фамилии владельца, номером отряда и бригады.

Несмотря на строгие запреты, в каждой каптерке непременно оборудовался топчан, на котором спал «завхоз», стол с электроплиткой, какой-нибудь спаянный из запасных частей проигрыватель с набором грампластинок и радиоприемник. Магнитофоны, радиоприемники иметь в зоне было запрещено.

Периодически «режимники» разносили в пух и прах этот зоновский уют, срывали со стен журнальные вырезки с изображением красавиц, шмякали об пол радиоаппаратуру, но уже на следующий день хлопотливые завхозы восстанавливали свои «биндюжки», украшая их пуще прежнего.

Начальники отрядов, в отличие от «режимников», смотрели сквозь пальцы на подобные закутки, ибо понимали, что заключенному, годами находящемуся буквально в толпе себе подобных, просто необходимо изредка уединяться. Но были правы и «режимники», потому что чаще всего в таких вот каптерках устраивались пьянки, всяческие «разборки» с поножовщиной, здесь «опускали» слабых и хранили запретные вещи.

Помимо «завхоза», которого назначали из числа самых толковых активистов, в отряде по штату предусматривалась должность дневального. Он должен был поддерживать санитарный порядок, но этим, как я уже говорил, всегда занималась зоновская голытьба. Дневальный — «шнырь» — по большей части был на посылках у завхоза, а в отсутствие — замещал его.