Хэзер Уэббер - К югу от платана [litres]

– Сейчас не время отворачиваться от семьи, – продолжила мама. – А Флора – тоже ее часть. Она внучка Кэролин. И должна расти у нас. Все проблемы семьи должны решаться внутри семьи.

Я вспомнила, как Кибби умоляюще смотрела на меня своими голубыми глазами. Обещай мне.

– Блу – хорошая мать. И ее выбрала Кибби.

Мама вспыхнула.

– Нет, ее выбрал этот проклятый Платан. Не понимаю, с чего ты внезапно так сдружилась с Блу. Ты ведь отлично знаешь, что мне это не нравится. Тебя не должны ассоциировать с Бишопами. Почему ты пренебрегаешь моими пожеланиями? И так открыто! Ночуешь у нее! Право слово, как так можно?

Я стиснула зубы.

– Блу мне нравится. И я не понимаю, почему ты ее не любишь. Вы же едва знакомы. Кроме того, мама, мне почти тридцать, и я сама могу решать, с кем мне дружить.

Мама крепче сжала кружку. И помедлив с минуту, сказала:

– Дело не в самой Блу. А в Бишопах в целом.

– Мама, нельзя же быть такой предвзятой. Будь умницей. Подавай хороший пример.

Она прищурилась.

– Мы отклонились от темы. Я пришла не о Блу разговаривать. А о Флоре.

– Мы должны поддержать желание Кибби . Это не наше решение. А ее.

– Это было неверное решение.

Я окончательно вскипела:

– Она определенно заранее знала, что ты так отреагируешь. С этим твоим бесконечным стремлением к совершенству. Может, задумаешься хоть на минуту, почему Кибби не решилась никому из нас рассказать о беременности?

Мама подавилась воздухом.

– Как ты смеешь , Сара Грейс, обвинять меня в том, что я имею какое-то отношение к поступкам Кибби? Она сама так решила.

– Правда? А у меня вот другое мнение. Жить с тобой и соответствовать твоим высочайшим стандартам было – и есть – просто невыносимо. Мне пришлось сбежать, потому что я не решалась признаться, что люблю парня, который тебе не нравится, да к тому же еще и забеременела от него. Я боялась, что ты разочаруешься во мне, когда поймешь, что я не вписалась в твой идеальный мир. Будешь считать, что я тебя опозорила. Уверена, Кибби в последние девять месяцев чувствовала себя точно так же. Она столько сил потратила, чтобы Флора досталась Блу. Умереть была готова, лишь бы воплотить свое решение в жизнь – вот насколько она была в нем уверена.

– Ни ты, ни она не знаете, как бы я отреагировала, потому что вы не дали мне возможности это показать.

Я невесело усмехнулась.

– О, нет, мы отлично знали, как ты отреагируешь. И ты это лишний раз подтвердила, когда я объявила, что мы с Флетчем разводимся. Вряд ли бойкот можно считать поддержкой и проявлением сочувствия.

Отодвинув в сторону кружку, мама встала.

– С меня хватит.

– Мы не идеальная семья, мама. И, даже отняв Флору у Блу, ты этого не изменишь. Если мы можем ее отобрать, это не значит, что мы должны так поступить.

Мама заносчиво вздернула подбородок.

– Я звонила адвокату. Через пару дней судья Квимби проведет экстренное слушание. Опека над Флорой будет передана нашей семье еще до наступления выходных.

– Мама.

Она наставила на меня палец.

– Ни слова больше. Это наш ребенок. И Бишопы ее растить не будут, пока я могу этому помешать.

– Мы должны поддерживать Кибби, а не ставить ей палки в колеса, – выкрикнула я. – Я буду отстаивать ее решение, пока она не поправится и не сможет выступать сама за себя.

– Что ж, значит, так тому и быть. А теперь я ухожу.

Она направилась к двери, и я сказала ей вслед:

– Мама, ты разве не понимаешь?

Каблучки продолжали звонко выстукивать неодобрение. Я вышла за ней в коридор.

– Когда Кибби поправится и узнает, что ты натворила, ты потеряешь их обеих. И ее, и Флору. Ты к этому готова?

Мама на секунду замедлила шаг, а затем открыла дверь и вышла, так и не оглянувшись.

Через час после ухода мамы я с раскалывающейся от боли головой вышла из дому и едва не упала, увидев, что возле моего пикапа стоит Шеп. Он был в служебной одежде и, казалось, за всю ночь не сомкнул глаз. Волосы его, влажные после душа, были зачесаны назад, открывая осунувшееся лицо. Под глазами залегли темные круги.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я.

– Пытаюсь заставить себя уйти. Не нужно мне было приходить.

Я направилась к нему, с трудом удерживаясь, чтобы не пуститься бегом.

– Тогда зачем же ты пришел?

Он сунул руки в карманы.

– Хотел узнать, как ты.

Как бы мне ни хотелось прижаться к нему, я остановилась на безопасном расстоянии.

– Бывало и получше.

– Как сейчас Кибби?

– Со вчерашнего вечера состояние стабильное. Для таких тяжелых пациентов это уже много.

Мне постоянно вспоминалось, какой грустной и потерянной была Кибби, когда только поселилась у нас после гибели родителей. Много времени прошло, прежде чем желание жить победило горе и она позволила себе быть счастливой. У меня сердце разрывалось от мысли, каково ей было все эти месяцы хранить свою тайну. Тайну, которая едва ее не убила. И все еще могла убить.

– Я жутко за нее боюсь. Ей еще долго предстоит сражаться с болезнью. А когда она поправится, ее настигнут юридические последствия ее поступка. Да и общественное осуждение тоже. – Я вздохнула. – Конечно, нужно решать проблемы по мере их поступления. Но я не могу не думать о том, сколько испытаний у нее впереди.

– Если тебя это утешит, подобные прецеденты уже случались. Даже у нас в Алабаме. Я имею в виду случаи, когда мать оставляла ребенка, но не причиняла ему физического вреда. Когда Флору нашли, она была здоровенькой и ухоженной, – все это сыграет в пользу Кибби. Конечно, нужен хороший адвокат, но я почти уверен, что в тюрьму ее не посадят. Скорее всего, дело кончится условным сроком.

Его слова должны были бы меня подбодрить, но перед глазами у меня по-прежнему стояли окружавшие Кибби трубки и датчики. Сможет ли она побороть болезнь? Захочет ли? Она ведь готова была умереть. Еще как готова. Запретив себе думать об этом, я сказала:

– Моя мама уже связывалась с юристом, правда, полагаю, это был наш семейный адвокат. Она хочет добиться опеки над Флорой.

– Судя по выражению твоего лица, ты с этим решением не согласна.

– Я считаю, что мы должны уважать выбор Кибби. А мама полагает, что Флора должна расти в семье, вне зависимости от того, чего это всем нам будет стоить.

Его зеленые глаза блеснули, словно капли росы на свежей траве.

– Семья не всегда лучший вариант. Уж мне ли не знать.

Не в силах сдержаться, я шагнула вперед и положила ладонь ему на щеку. Мне хотелось вытянуть из него всю боль, залечить его сердечные шрамы, исцелить душу. Мэри Элайза была жестокой, бессердечной матерью.

Он накрыл мою руку своей, сжал ее, и через секунду я уже была в его объятиях. Губы Шепа прижались к моим губам, и я словно провалилась в прошлое. Меня снесло потоком таких волшебных чувств, что возвращаться назад решительно не хотелось.