Хэзер Уэббер - К югу от платана [litres]

– Блу, я поговорю с ней. Она, конечно, упертая и ядовитая, но я все же надеюсь, что где-то глубоко внутри у нее осталось сердце. Дай мне шанс. Пожалуйста. Дай нам шанс.

Я отвела взгляд, затем снова посмотрела на него. Я стояла на ступеньку выше, и наши с Генри глаза, нос и губы находились на одном уровне, а разделял нас только крошечный спящий младенец.

Любовь стоит риска.

Да, она его стоила. Определенно стоила.

– Ты ведь умеешь менять подгузники? – прошептала я.

Он рассмеялся и подался вперед, чтобы поцеловать меня.

– Я научусь.

Любовь вихрем закружилась вокруг нас, сверкая лунной пылью, и сердце мое забилось как сумасшедшее.

– Как-то раз, вскоре после того как мальчики Бишоп ограбили банк, а Кобб неожиданно исчез, я проснулась от адского шума на заднем дворе. Куры верещали как бешеные. Я уж подумала, что в курятник лисица забралась. И каково же было мое удивление, когда я вбежала туда и увидела Твайлу Бишоп с двумя моими лучшими несушками в руках. Божечки мои, до сих пор не понимаю, как ей удалось поймать обеих сразу.

– И что вы сделали? – спросил судья, сидевший на трибуне в районе третьей базы. Пятилетний внук поджидал на скамейке, когда подойдет его очередь взяться за биту. Бейсбольный матч все не кончался, и судья уже начинал клевать носом, когда к нему подсела Кэри Виддикомб.

– Разумеется, я пригрозила, что позвоню в полицию. У меня и раньше яйца пропадали, и я подозревала, что кто-то их ворует. Видно, в тот день Твайле надоело таскать их по десятку, и она решила попросту украсть их источник.

– Так вы позвонили в полицию?

– Нет, сэр. У меня духу не хватило. Она глянула на меня остановившимся взглядом и сказала, что всего лишь хотела накормить своих девочек. В городе многие приносили ей еду и предлагали помощь, но Твайла всегда гнала всех прочь и твердила, что сама справится. А в тот раз, признавшись мне, что просто хотела накормить дочек, она ближе всего была к тому, чтобы попросить о помощи. И мне почудилось, что это едва ее не убило. В то утро я отправила ее домой и дала с собой десяток яиц. А днем мы с мужем нагрянули к ним на ферму и принесли с собой четырех курочек, птичий корм и брошюру с советами по выведению цыплят. Мы не стали спрашивать, нужно ли все это Твайле, просто принесли, и все. А назавтра я нашла у себя на заднем крыльце перемотанный бечевкой сверток – в нем лежало печенье с патокой. И появляться оно там стало каждую неделю. Наконец я снова отправилась на ферму и сказала Твайле, что она не обязана снова и снова меня благодарить – ничего она мне не должна. Но оказалось, что печенье приносила не она. А Блу. Одиннадцатилетняя малышка Блу. У меня чуть сердце не разорвалось.

У судьи тоже заныло в груди.

– Я стала регулярно заходить к Твайле – проведать курочек да корм занести на случай, если ей не на что его купить. И в конце концов мы подружились. Кажется, я была единственной ее подругой. Она оказалась интересной, сложной натурой, не без недостатков, конечно. Но я очень по ней скучаю. – Она покачала головой. – В общем, Блу и по сей день иногда приносит мне печенье. Твайла очень гордилась бы тем, каким человеком выросла ее дочка. Я и сама ею горжусь. Ой, глядите-ка, там мой внучок с битой.

Судье вспомнилось, как Бун Харди рассказывал о том, что и Кобб не любил просить о помощи. Видимо, это была фамильная черта Бишопов. Оставалось лишь надеяться, что Блу ее не унаследовала.

В отделении интенсивной терапии было два тихих часа: с двенадцати до часу и с пяти до шести. Свет в коридорах на это время приглушали, двери закрывали, все разговоры в отделении стихали, а родственников просили перейти в зал ожидания. Медсестры утверждали, что все это делается ради блага пациентов, но я считала, что и посетителям тоже не помешает передохнуть. За время тихого часа можно было перекусить, вздремнуть немного, позвонить друзьям, а в моем случае – ненадолго скрыться от исполненного печали и разочарования взгляда матери.

Ее разочарование я еще могла вынести. Но печаль разъедала меня изнутри, словно кислота. Все дело было в том, что я могла понять, почему она хочет добиться опеки над Флорой. Правда, могла. И если бы Кибби попросила нас забрать ее дочь, я бы первая приняла ее с распростертыми объятиями. Но Кибби этого не хотела. И желание поддержать ее выбор перевешивало все остальное. Она заслуживала того, чтобы ее услышали, даже если ее слова нам были не по вкусу.

Папа сегодня все больше молчал и вообще казался замкнутым и подавленным. Я догадывалась, что мамины планы устроить бой за опеку ему тоже не по душе, но перечить ей он не хотел – это было все равно что пытаться остановить вышедшую из берегов реку. К тому же его, понятное дело, по-прежнему терзали мысли о предвыборной кампании и упавших рейтингах. Я попыталась было поднять эту тему и в который раз извиниться, но он лишь мотнул головой, отказываясь продолжать разговор.

Мы с папой и мамой миновали двойные двери, вышли к посту медсестер, и я с удивлением увидела возле двери в конференц-зал Шепа. Вид у него был строгий, а в руках он держал пухлую черную папку.

Он подошел к отцу и пожал ему руку. А затем, быстро глянув в мою сторону, объявил:

– Мне нужно поговорить со всеми вами. Нам предоставили конференц-зал.

– Сейчас? – спросила мама. – Шеп, у нас было трудное утро. Разве это не может подождать? Кибби никуда не убежит.

Он выдержал ее взгляд.

– Речь пойдет не о Кибби, мэм.

Отец пригладил рукой волосы.

– А о чем же тогда?

– Скоро я все вам объясню. – Он кивнул на дверь в переговорную, и мама с папой, обменявшись встревоженными взглядами, направились к ней.

Когда я проходила мимо Шепа, он тронул меня за руку и прошептал:

– Помни, что я сказал тебе утром.

Сара Грейс, если тебе потребуется помощь, я всегда буду рядом. Несмотря ни на что.

Я накрыла его руку своей. Никак не могла заставить себя перестать к нему прикасаться.

– Мне стоит волноваться?

Тут позади меня раздался звук шагов, я обернулась и увидела спешившую к нам Блу. Волосы ее были собраны в узел, а выбившиеся пряди подпрыгивали возле раскрасневшегося лица. Она была не накрашена, и глаза ее припухли, словно она недавно плакала.

– Я приехала, как только смогла, – сбивчиво выпалила она. – Даже по лестнице поднялась, чтобы не ждать лифта. Я ничего не пропустила? Извините, что опоздала. Ненавижу опаздывать.

– Не волнуйся. Ты не опоздала, – сказал Шеп. – Мы еще не начали. Пойдемте и вместе во всем разберемся.

Он слегка подтолкнул меня в спину, но ладонь убирать не спешил, задержал чуть дольше необходимого. Стоило нам с Блу войти в небольшое помещение, как глаза моей мамы потемнели, предвещая бурю. Блу села напротив отца, а я – рядом с ней, готовая встретить мамин, исполненный печали и разочарования, взгляд во всеоружии.