Луиза Фейн - Дочь Рейха [litres]

Ладно, Томас, я погуляю с тобой завтра, и на ваши танцы тоже приду.

Но только как друг, заруби это себе на носу. Только как твоя старая знакомая.

– В среду меня вызывают в Мюнхен, на собрание, – вечером того же дня сообщает нам за ужином папа. – Я ждал этого, Елена. – В таком приподнятом настроении я не видела его с тех пор, когда еще был жив Карл. Он прямо-таки брызжет энергией. – Я получу звание оберфюрера.

– Как ты узнал? – выдыхает мама.

– Слышал от своих, по неофициальным ка налам.

– О, Франц, какая прекрасная новость!

– Отряды охраны расширяются, приобретают новые полномочия, так что те, кто служит с самого начала, теперь получают начальственные посты, чтобы, пользуясь наработанным опытом, поддерживать дисциплину и распоряжаться всем на местах. – С этими словами он откидывается на спинку стула, отпивает глоток кофе, гоняет его во рту, прежде чем проглотить. – Я показал себя надежным и решительным командиром. Особенно во время ноябрьского мятежа. Мои люди вели себя образцово.

Опустив руки под стол, я до боли вгоняю ногти себе в кожу повыше запястий.

– Мы переезжаем? – с надеждой спрашивает мама.

– Пока нет. Вообще-то, мне потихоньку сообщили, что если в ближайшие шесть месяцев я хорошо покажу себя на новом посту в Лейпциге, то сразу получу звание группенфюрера СС. Офицерам такого ранга планируют передать руководство местной полицией. Я доподлинно знаю, что в этой роли видят именно меня. И тогда я смогу контролировать все происходящее в регионе: СС, полицию, разведку и администрацию. Блестящая идея Гиммлера – передать СС функции контроля над всеми органами. Это позволит избежать нездоровой конкуренции на местах и всякого рода подковерной возни, которая так отвлекает нас от достижения главных, важнейших целей.

– Чудесно, Франц! Хотя я, конечно, ждала, что мы сможем начать новую жизнь где-нибудь в новом месте.

– Газету, конечно, придется оставить, – нахмурившись, продолжает папа. – Мои обязанности в СС будут слишком обширны для того, чтобы совмещать их с редакторской работой. Но ничего, на моем посту останется Йозеф Гайден. Он тоже заслужил повышение. Я полностью ему доверяю, к тому же большой объем повседневной работы и так давно на нем. И знаешь что, дорогая? – Он наклоняется к маме и накрывает ее руку своей ладонью. – Я подумал, а почему бы нам не купить домик в деревне? Мы могли бы ездить туда в выходные. Приглашать друзей. Что скажешь? В качестве маленькой компенсации за то, что придется остаться в Лейпциге?

Мое воображение рисует картину деревенского дома: из труб идет дым, перед домом большой сад, на дворе куры, в конюшне лошадь, а может быть, и две. Интересно, а Хильду с детьми он тоже будет привозить туда? По очереди – в один выходной первая семья, в другой – вторая.

Желудок сводит, рвота подступает к горлу, но я усилием воли отправляю ее обратно.

– Вера? Это ты? – кричит мама, услышав шаги в передней.

– Да, фрау Хайнрих? – На пороге появляется Вера в пальто. – Я забыла забрать белье из прачечной.

– Как удачно, я как раз написала несколько писем, отправишь их по дороге, – говорит мама и выходит из столовой.

– Ну, что ты теперь скажешь, а, Герта? Высоко твой отец забрался по лестнице карьеры?

– Может быть, – срывается у меня с языка прежде, чем я успеваю как следует подумать, – заняв такой высокий пост, ты пересмотришь свое отношение к евреям?

Его стул угрожающе скрипит, когда он подается ко мне, взгляд моментально стекленеет, а глаза точно покрываются корочкой льда.

– Не смей так говорить, никогда, – говорит он, и в его голосе звенит металл. – Я никогда не забуду того, что ты сделала, девочка, как ты меня шантажировала. Чем больше я об этом думаю… – Он поджимает губы и стискивает руку в кулак. – Если бы все узнали, моя карьера оказалась бы под угрозой. Теперь ставки еще выше. – Он хочет что-то добавить, но тут в комнату возвращается мама. Папа умолкает и откидывается на спинку стула. Не глядя на меня.

А я сижу, слушая, как неистово бьется мое сердце.

В воскресенье, ровно в три часа раздается стук в дверь – это пришел за мной Томас. Ингрид ухмыляется нам вслед, когда мы с Куши выходим из дома. Слова тут не нужны: все, что она думает обо мне, написано на ее лице большими буквами. Еще несколько дней – и она наконец уберется в свой Лебенсборн, где ее осеменит безупречный во всех отношениях офицер СС. Следовательно, ее превосходство надо мной несомненно. Жду не дождусь, когда она уйдет и унесет с собой все, что знает обо мне. Молюсь, чтобы Ингрид решила не возвращаться.

Томас и я шагаем по пустому парку Розенталь. Куши весело трусит впереди, обнюхивая все, что попадается ему по дороге. Сыплет небольшой снежок, но тут же тает на раскисшей от сырости земле.

– Дьявольский холод, – замечает Томас и, морщась, опускает подбородок поглубже в воротник куртки. От дыхания у него тут же запотевают очки. – Извини.

– Январь, Томас. Чего ты ожидал?

– Да ничего, – пожимает он плечами, – просто неприятно, и все.

– По-моему, нормально.

Томас смотрит на меня, и его лицо светлеет.

– Как тебе письмо? Я подумал, что если я тебе напишу, то ты наверняка заметишь. Ты ведь любишь такие вещи.

– Да, Томас, только зря ты писал.

– И ты пойдешь со мной на танцы?

– Да, но…

– Понимаешь, Хетти, я волновался. Писать намного легче, чем говорить.

– И волноваться тоже не нужно, Томас, мы же с тобой знаем друг друга сто лет.

– Но не так. Да и вообще, помнишь, каким я тогда был, ну, в детстве? Я стал другим, но, боюсь, ты видишь меня по-старому: беспомощным пацаненком. – Томас прибавляет шагу в такт словам, которые вылетают у него изо рта все быстрее и быстрее.

– Но я никогда не считала тебя беспомощным, даже в детстве!

– А я им был. Я был жалок. Меня все били. Но теперь я сам бью, кого хочу. Я стал сильным и, как только закончится дурацкое ученичество, поступлю в армию, и тогда, Хетти, ты увидишь, какой я на самом деле. На что я способен. У меня есть амбиции, и я жду не дождусь, чтобы ввязаться в драку.

– Томас, пожалуйста, перестань. Тебе не надо ничего мне доказывать, особенно после этого… после этой ужасной истории с Вальтером. Ну ты понимаешь.

Он давно обогнал меня, и я не уверена, что слышал. Однако я не оговорилась: я тщательно выверяла, что ему скажу, чтобы он ни одной минуты не питал ложных надежд, но Томас на меня даже не смотрит и уж тем более не слушает.

– Я знаю, что я еще не тот, кто тебе нужен, пока. Но я обещаю тебе, что я им стану. Я и мечтать не мог… но ведь чудеса случаются, да? Я хочу сказать, такие примеры ведь есть, их много, правда? И я точно знаю, что я лучше тех тупоголовых идиотов, с которыми мне приходится иметь дело на фабрике. Я лучше их всех, вместе взятых! Нет, правда, Хетти, слышала бы ты их разговоры. А шуточки – одна другой тупее и пошлее, причем они смеются даже над фюрером. Ну, при мне, конечно, нет, с тех пор как я сдал начальству этого трепача Бруно, чтобы не распускал язык. Но я знаю, что за моей спиной они зубоскалят по-прежнему.