Чжан Вэй - Старый корабль

Баопу прибыл в цех и начал действовать. Шёл уже четвёртый день, и вокруг разило кислятиной. Он велел жечь полынь, чтобы отогнать мух, а сам с несколькими дюжими молодцами принялся размешивать чан и отстойник. Хлебнул из железного ковша и на следующий день мучался от поноса. Нестерпимая боль в животе не отпускала несколько дней, но он, стиснув зубы, продолжал давать указания рабочим по приведению раствора в порядок. Никто в цехе праздно не шатался, несколько дней все трудились в поте лица. Забрызганные до невозможности, но плотно облегающие джинсы Наонао, казалось, волновали мужчин ещё больше. Она целыми днями молчала, появляясь на грязных и трудных участках, и на губах у неё постоянно играла счастливая улыбка. Ночью она поджарила кусок крахмала, перебрасывая из руки в руку и дуя на него, разломила пополам и половину сунула Баопу. Прошло шесть дней, и на седьмой по цеху разлился приятный аромат. «Заработало!» — возбуждённо закричали все, кто там был, и уставились в спину выходившего из цеха Баопу. Наонао вернулась к чану, чтобы как прежде поправлять мокрые плети лапши. За всё это время Чжао Додо ни разу не вышел. Когда производство вернулось в обычное русло, он появился с налитыми кровью глазами, разя перегаром и изрыгая ругань. Разобрать можно было лишь два слова: «Прикончу его».

Чжао Додо нередко садился за руль автомобиля, гонял он лихо, и в городке все обходили его за версту. В остальное время запирался в конторке, беспробудно спал, пил и бродил туда-сюда, осыпая всё и вся бранью. Однажды он заявился в «Балийский универмаг» и стал умолять «должностное лицо» вернуться на работу в компанию. Потянулся было к её груди, но тут же отдёрнул руку, сделав несколько странных жестов. Увидев, что он не в себе, «должностное лицо» злорадно захлопала в ладоши. Вечером она пробралась к конторке управляющего и стала подсматривать в щёлку двери. Чжао Додо с потемневшим лицом расхаживал там в одних большущих трусах. Она почему-то решила, что он скоро умрёт, и безумно обрадовалась. На подоконнике она заметила тесак и вспомнила, как однажды вечером он угрожал ей, размахивая им. В этот миг ей страшно захотелось схватить этот тесак и рубануть ему где-нибудь, а потом смотреть, как из раны хлещет кровь. Судя по всему, Чжао Додо скоро конец, и она была очень рада. Больше всего ей хотелось отомстить ему именно сейчас, но никак было не придумать, как это сделать. Она изо всех сил пнула дверь, повернулась и убежала.

Вернувшись домой, Баопу почувствовал, что никогда ещё так не уставал. С того времени, как заболел Цзяньсу, и с тех пор, как «чан пропал», он ни разу не выспался как следует. Он лёг на кан и крепко уснул. Ему снилось, что в какой-то туманной дымке они идут с братом по берегу реки. Цзяньсу выглядит совсем не больным, лицо сияет свежестью, и он показывает на что-то впереди. Голубой песок простирается далеко вперёд. Вдали постепенно вырисовывается что-то ярко-красное, скачущее. Оно приближается, становится всё больше, и оказывается, что это гнедой семьи Суй. Цзяньсу вскакивает на него, Баопу тоже, и старый жеребец мчится вперёд, из-под копыт у него летит голубой песок… Проснувшись и вновь переживая красивый сон, Баопу вспомнил, что про нечто подобное рассказывал брат. Взволнованно спрыгнув с кана, он помчался в дом Го Юня. «Старик-врач — единственный человек в городке, который понимает членов семьи Суй, — думал он по дороге. — Если и Го Юнь скажет, что дело безнадёжно, то Цзяньсу и впрямь конец. Возможно, этот сон — счастливое предзнаменование, а может, совсем наоборот».

Открыв ворота во двор старого врача, Баопу увидел, что тот сидит под кустом глицинии и читает.

Ему не хотелось беспокоить старика, и он собрался было пройти на цыпочках рядом. Го Юнь держал в руках прошивную книгу, голова чуть поворачивалась во время чтения, он перелистывал страницу через каждые несколько секунд. Баопу никогда не видел, чтобы читали так быстро, и очень удивился. Старик держал книгу средним и указательным пальцем правой руки, и через какое-то время большая часть книги уже была прочитана. Баопу вздохнул, а старик положил книгу на каменный столик и предложил ему сесть на каменную табуретку рядом. Усевшись, Баопу никак не мог оторвать глаз от книги:

— Ты сейчас столько прочитал?

Го Юнь кивнул. Баопу встал и снова сел, без конца качая головой.

Го Юнь усмехнулся:

— Кто-то читает иероглифы. Кто-то читает предложения. Я читаю ци.

«Что такое „ци“? — хотелось спросить растерявшемуся Баопу. — Как это ци может быть в книге?» Старик отхлебнул чая:

— Пишущий не может не отразить в своём сочинении царящее в его душе ци. Ци следует за мыслью, есть ци, есть и волшебство. Темп чтения должен увеличиваться постепенно, нужно ухватить ци и следовать за ним; если ци прерывается, значит написано плохо. На книжной странице видишь сначала только чёрный цвет туши и иероглифы, похожие на чёрных муравьёв; когда начинает проистекать литературное ци, некоторые чёрные муравьи умирают, а некоторые остаются жить. Твои глаза видят лишь живое, пренебрегая мёртвым, при этом можно испытать чувства, владевшие автором в момент написания текста. Иначе это напрасная трата сил, всё поверхностно, никакой радости от чтения. — Глянув на Баопу, он взял книгу и сунул под одежду. Баопу сидел неподвижно и долго не говорил ни слова. Он понял далеко не всё, но ему казалось, что кое-что уяснил. И пожалел, что просиживал у себя на старой мельничке и не заходил к старику почаще. — Цзяньсу у меня вон там, — указал Го Юнь на восточную пристройку. — Принял успокоительный отвар и спит. Нужно, чтобы он пожил здесь подольше, полечился потихоньку, может, ещё есть надежда. Эх, он человек молодой, жизненных сил предостаточно, если как следует защищать его, полагаю, пагубные внешние воздействия отступят…

Баопу кивал, глядя на пристройку, укрытую сенью утуна. Ему хотелось рассказать старику, что из всей семьи Суй Цзяньсу пришлось тяжелее всего, что он жил в страхе и, возможно, уже исчерпал резервы своей молодости. Но он не стал этого говорить. Было ясно, что Го Юнь лучше всех понимает семью Суй, и лучше не придумаешь, чем препоручить брата его заботам. Он не ждал, что случится чудо, лишь надеялся, что, следуя советам самого мудрого старца в Валичжэне, брат сумеет найти нить надежды, чтобы выжить. Глаза Баопу затуманились. Го Юнь встал, прошёлся под глицинией и, глядя себе под ноги, проговорил:

— К счастью, у нас ещё есть время, будем кропотливо работать. С этого дня я буду следить за каждым его движением, чтобы ничего не пошло не так. Будет принимать лекарственные отвары, заниматься цигун, все продукты должны быть свежими. «Пять злаков поправляют здоровье, пять фруктов в помощь, пять видов мяса на пользу, пять овощей насыщают», надо исключать вредное воздействие и поддерживать жизненную энергию. Я, Го Юнь, уже глубокий старик, может, это последнее доброе дело, что мне позволяет совершить правитель небесный.