Игорь Рыбинский - Графиня Монте Карло

— Все же у меня есть слуги, — негромко сказал синьор Оливетти Ане, — живет в доме одна семья. Я им денег не плачу, но их предки прислуживали моим, а теперь неизвестно кто кому. Франческа меня кормит, убирает в доме, насколько это возможно, а ее муж Паоло следит за садом и за всем остальным, а я у них как приживалка.

— Паоло и Франческа, — удивилась Аня, — какое совпадение! Как у Данте.

— На свете, брат Горацио,… — начал было старый граф, но потом махнул рукой, — только Вы своим друзьям про приживалку ничего не говорите.

Все вышли из машины и стали разглядывать дом, кроме синьора Оливетти, который остался в стороне и чувствовал себя крайне неловко.

— Очень миленький домик, — кивнул головой Шарманщиков, — не то что тот в Царском Селе, который Сашка уговаривал купить. «Замок! Замок! — говорил, — будем жить как графья!» А вон как они живут, графья настоящие — скромненько, последним куском хлеба с тараканами делятся.

— Синьор граф, — крикнул Константин Иванович, — а тараканы у Вас есть?

Синьор Оливетти ничего не понял, но на всякий случай улыбнулся и кивнул:

— Си, си.

В дверях появилась полная женщина лет шестидесяти. Она хотела что-то сказать графу, но посмотрела на автомобиль, на гостей, задержала взгляд на Ане.

— Франческа, — обратился к ней хозяин, — это мои гости из России. Они поживут у нас некоторое время — приготовь им комнаты.

И, подойдя ближе, шепнул, так чтобы не слышала русская синьорина:

— Я денег привез.

— Сколько? — сурово спросила Франческа.

— Двести миллионов лир, — шепнул старичок ей на ухо.

— Паоло! — крикнула женщина вглубь дома, — Паоло! Где этот старый дурак? Синьор нам сейчас долг отдаст, а его нет нигде.

Саша достал из «бентли» дорожную сумку-холодильник, в которой были два свежих лосося, баночки с икрой и крабами. Подошел к служанке.

— Синьора, — сказал он и, приоткрыв сумку, показал содержимое.

— Неси на кухню! — махнула рукой Франческа так, как будто Саша обязан понимать по-итальянски и вообще мог знать, где находится кухня.

Его, судя по всему, приняли за шофера.

Первый этаж в доме был нежилой. Из просторного холла лестница вела на второй этаж, но граф, желая показать все, пощелкал выключателями, только свет на первом этаже не загорелся. Окна были занавешены, и пахло пылью. Можно было разглядеть лишь несколько диванов, задрапированных светлой тканью. Впрочем, из проема одной из дверей, ведущих из холла, струился свет.

— Там, — показал рукой синьор Оливетти, — кухня и квартира прислуги.

И повел гостей на второй этаж. Здесь было светло, солнце било в стену, на которой еще оставались темные прямоугольники невыгоревших обоев.

— Еще недавно здесь висели картины, — смутился синьор Оливетти, — но их пришлось продать: содержание дома обходится слишком дорого.

Скорее всего содержание дома почти ничего ему не стоило, а вот страсть к игре влетала в копеечку.

Вряд ли Ане предоставили худшую комнату в доме, но обстановка в ней была весьма скудная: металлическая кровать со спинкой в виде ажурной решетки, пара тумбочек по обеим ее сторонам, комод и стул. Никакого платяного шкафа. Над изголовьем кровати икона с изображением Мадонны.

Перед обедом синьор Оливетти решил показать гостям свои плантации. На деревьях висели крупные оранжевые апельсины.

— Урожай давно убран, — объяснил граф, — это остатки.

Саша сорвал один плод, легко снял кожуру и стал дольку за долькой класть себе в рот.

— Вкусно, — сказал он.

— Да, да, — согласился хозяин, поняв все и без перевода, — очень сладкие, а берут их за гроши. Теперь тунисцы с алжирцами заполонили весь рынок своим дешевым продуктом. Они и пошлину платят, и доставка, погрузка-разгрузка денег стоит, а им все нипочем.

Шарманщиков молчал, но по тому, как он внимательно все разглядывал, Аня догадалась — Константин Иванович что-то задумал.

За обедом граф снова пожаловался на то, как дорого содержать дом, что нужно сделать ремонт, а это не меньше миллиарда лир, а то и два миллиарда.

— Тысяч четыреста баксов, а то и пятьсот, — согласился Шарманщиков, — если еще и мебель покупать. Пусть наследники раскошелятся.

— У меня нет родственников, — развел руки в стороны синьор Оливетти, — вообще никаких, ни близких, ни дальних. Я даже женат не был.

Константин Иванович задумался.

После обеда граф пригласил всех в библиотеку — в единственную комнату верхних этажей, которая кроме спальной хозяина была похожа на обитаемую. В сущности, это был целый зал со стеллажами, уставленными книгами. Хозяин прихватил пару бутылок «Мускатного «Монте Карло» из своих подвалов, сам открыл их и предложил гостям.

— Мне нравится, — попробовав, призналась Аня, — только я в винах не разбираюсь.

Саша тоже сказал, что вино замечательное, а Шарманщиков пригубил и почмокал губами.

— Похоже на «Токай», — наконец произнес он.

— Да, да, — обрадовался граф, — именно на «Токай», хотя в Венгрии другой сорт винограда, да и солнца меньше, чем здесь.

Аня ходила вдоль стеллажей и разглядывала корешки книг. Все они были очень старые, в кожаных переплетах с золотым тиснением. Многие на латыни.

— Здесь целое состояние, — вздохнул синьор Оливетти, — можно часть из них продать на аукционе. Тогда мой дом можно превратить в настоящий дворец, но мне этого не надо и книги жалко. Вот когда умру, и дом и библиотека достанутся государству. Оно все продаст, а Франческу с мужем выгонят.

Он еще раз наполнил бокалы.

— Неужели у Вас вообще никого-никого? — спросила Аня.

— Увы! — вздохнул граф, — хотел даже кого-нибудь усыновить, но Франческа так наорала на меня, а сейчас, вероятно, сама жалеет.

Девушка перевела это Константину Ивановичу, кроме того, что касалось вредной служанки.

— Скажи ему, чтобы тебя удочерил, — улыбнулся Шарманщиков.

Аня рассмеялась и сказала графу, что вино у него просто замечательное, но тот вдруг стал серьезным и посмотрел на Константина Ивановича. Шарманщиков еще раз пригубил вино, почмокал.

— Анечка, скажи ему, что я буду импортировать это вино в России в полуторалитровых бутылках по цене три доллара за литр.

— Сколько? — не поверил граф, — «Бароло» дешевле стоит, а мое «Монте Карло» никому не известно.

— Даже три с половиной, — произнес Шарманщиков, пригубив еще раз, — только если он Аню удочерит.

— Я не буду это переводить! — вспыхнула девушка.

Но предложенную цену все же сообщила.

А синьор Оливетти тоже стал красным.

— Если так, — сказал он серьезно, — я удочерю эту девушку, а Вас, добрый синьор, усыновлю.

— Что он сказал? — спросил Константин Иванович.

— Вы — два старых дурака, — разозлилась Аня, — он предлагает еще и Вас усыновить.