Игорь Рыбинский - Графиня Монте Карло

— Какой собственности? — не поняла она.

— Граф оформил дарственную на свою дочь, — объяснил нотариус, — это ускорит получение гражданства. А в особых условиях Вы обязуетесь содержать графа до конца его дней, предоставлять кров в своем доме, а также обеспечить жильем и работой чету…

— Погодите! — перебила нотариуса девушка и посмотрела на дона Луиджи, — мы так не договаривались! Вы хотели меня только удочерить. Содержать я не отказываюсь, но поместья у графа не хочу отбирать.

— Замечательно, — неизвестно чему обрадовался синьор Оливетти, — теперь у нас самая настоящая семья: не успели Вы стать моей дочерью, а у нас уже конфликт отцов и детей.

— Я больше ничего подписывать не буду, — заявила Аня.

А нотариус собрал все бумаги и, складывая их в папочку, успокоил ее:

— А ничего уже не надо подписывать: Вы все уже подписали. Через неделю удочерение будет признано официально и зарегистрировано в мэрии Турина, после чего заявление на предоставление гражданства отправится в канцелярию Президента республики. А дальше все зависит от чиновников.

Все непонятно чему радовались. Даже очкастая секретарша, которая отбарабанила тексты документов на компьютере, подскочила:

— Поздравляю, синьора графиня.

— Синьорина, — поправил ее дон Луиджи, — она — моя дочь, а не жена.

Наконец хлынул дождь. Если он и не смыл все сомнения, то, по крайней мере, лишил девушку всякого желания сопротивляться и спорить, тем более, что смысла в этом уже не было никакого.

— Без меня меня женили, — пошутил Саша.

Это очень разозлило Шарманщикова. Обычно спокойный, он вдруг начал выговаривать шутнику, что его это абсолютно не касается и что если он еще раз ляпнет нечто подобное, то будет отправлен в Россию.

А старый граф, закрыв глаза, прижался виском к оконному стеклу и возвращался домой совершенно довольный.

Грунтовая дорога утопала в тумане. Ливень хлестал по апельсиновым деревьям, сбивая листья и редкие апельсины. Когда подъехали к дому, Саша открыл дверь и проводил Аню до дверей, накрыв своей курткой. У входа его встретила Франческа и протянула зонтик, чтобы он помог дойти и графу. Константин Иванович остался в машине.

— До свидания, Анечка, — вдруг сказал молодой человек, ладонью сбрасывая влагу с волос, — мы с дядей Костей рванем в Монако, чтобы дела закончить, а Вам все равно надо здесь сидеть — чиновники обязательно нагрянут, да еще врача притащат, чтобы проверить Вашего папашку на вменяемость.

Он помчался к машине, а девушка выскочила следом. Рванула тяжелую дверь «бентли».

— Бросаете меня, да? — закричала она.

Саша удивленно посмотрел на нее, а Константин Иванович начал не очень уверенно оправдываться:

— У нас дела. Надо денег заработать, чтобы Луиджи помочь. Мы ведь обещали. А через неделю вернемся и поживем здесь подольше: заводик винный поставим, на горе Монте-Карло горнолыжную трассу соорудим.

— Здесь зимы не бывает, — сказала Аня.

— Снега завезем, а пока отпусти нас, милая! — взмолился Шарманщиков.

Аня глянула за окно, к машине, поскальзываясь на размокшей земле, спешил старичок-граф с зонтиком. А вслед ему что-то кричала Франческа.

— Хорошо, — согласилась девушка, — но через неделю приезжайте обязательно.

— Куда же мы денемся, — вздохнул Шарманщиков.

Аня встала под зонтик и, обняв старичка за талию, прижав его к себе, пошла с ним к дому. Граф даже не пытался вырваться, хотя зонт укрывал от дождя лишь половину каждого из них. Константин Иванович смотрел им вслед до тех пор, пока не захлопнулась входная дверь.

— Что-то опять у меня поджелудочная разболелась. Заскочи по дороге в какую-нибудь аптеку, а то у меня все лекарства в гостинице остались.

Аня посмотрела в мутное окно первого этажа, как отъезжает автомобиль, потом прижалась спиной к холодной стене чужого дома, который по нелепой случайности стал ее собственностью; еще совсем недавно они с мамой мечтали о маленькой однокомнатной квартирке, а теперь вот есть замок в Италии, но мамы нет и не будет никогда. Захотелось заплакать, но дон Луиджи сказал служанке:

— Вот тебе, Франческа, новая хозяйка. Теперь она — графиня, а я буду цветочки выращивать.

— А ну Вас, — отмахнулась от его объятий служанка.

Она недоверчиво посмотрела на девушку, а та, оторвавшись от стены, подошла и поцеловала Франческу, а затем старичка.

Дождь хлестал по стеклам и барабанил по высокой жестяной крыше. Сквозняк приносил с кухни запах зеленых яблок. И Ане показалось вдруг, что этот громадный дом стал ей чуточку роднее, а эти люди ближе, они теперь уже почти как родственники, а почему почти — других-то у нее вообще нет.

Два дня шли дожди. Все это время Аня с доном Луиджи находились в библиотеке, но книги не читали, а играли в карты. В «Блэк Джек», на деньги, разумеется — ставка по одному франку. Синьор Оливетти выиграл за два дня двести двадцать четыре франка, что его чрезвычайно расстроило. Он даже хотел вернуть выигрыш.

— В картах нельзя быть такой невнимательной, доченька, — говорил он, а сам светился от радости.

Он был счастлив не от того, что выиграл тридцать долларов, а от того, что теперь есть с кем играть в карты и есть кого называть «доченькой» — даже в шутку.

Комната Ани теперь преобразилась. На полу теперь лежал ковер, в один угол поставили плюшевое кресло, в другой — столик с древним телевизором «SONY». Появился даже шкаф, который притащили сюда Паоло с Франческой и старым графом; втроем они пыхтели, надрываясь, пока Аня дочитывала в библиотеке «Сальто-Мортале». Удивительно, что нечто подобное произошло с ее собственной жизнью, которая подпрыгнула и, перевернувшись через голову, полностью изменилась. В комнате еще поставили туалетный столик с зеркалом и плюшевый пуфик перед ним.

Видя свое отражение, девушка удивлялась, что изменилось все, кроме нее самой. Те же волосы, глаза и вздернутый нос, который она ненавидела и который когда-то так нравился Филиппу. Он очень часто, звоня по телефону, вместо «Здравствуй» говорил «Привет, курносая!», и тогда ей было приятно и тепло от его голоса. Но это происходило давно, в другой жизни, где была маленькая квартирка, в которой властвовали вечно пьяные соседи; в той жизни было все, чего нет сейчас, и не было ничего, что теперь ее окружает и к чему она начинает привыкать. К хорошему привыкаешь очень быстро, плохое всегда будет казаться назойливым временным гостем.

Через два дня, проснувшись и увидев за окном рассветное солнце, Аня сказала, подойдя к зеркалу:

— Доброе утро, синьорина графиня. Сегодня хорошая погода, значит, будем делать визиты.

За завтраком она спросила дона Луиджи, знаком ли он с русской княгиней. Синьор Оливетти даже не удивился тому, что его приемная дочь кое-что знает о некоторых представителях местного знатного общества.