Игорь Рыбинский - Графиня Монте Карло

— Все самое плохое в моей жизни уже было…

— Не зарекайтесь, — перебил Крыщук, — а что будет с Вами, если вдруг к власти опять придут коммунисты. Представьте себе: национализация, показательные суды над олигархами…

— А чего мне бояться: нищим я уже был всю свою сознательную жизнь, в тюрьме сидел. А коммунисты и сами не хотят приходить к власти, потому что больше всего боятся национализации. Коммунистическая партия имеет пакет акций даже моей компании, и главные наши марксисты-ленинцы получают дивиденды, которые тратят отнюдь не на партийные нужды…

— А если к руководству в партии придут честные, инициативные люди и они захватят власть в стране, когда начнутся репрессии, то я мог бы замолвить за Вас словечко…

Но Алексей Федорович лишь рассмеялся в ответ:

— Это уже похоже на шантаж. Инициативные и честные, говорите? Смею Вас уверить, что честные люди в революцию не ходят, а тем более не занимаются репрессиями. В свое время понятием «революция» заменили понятие «справедливость», потому что под революционными лозунгами проще украсть, чем честно заработать. Прощайте!

Радецкий повесил трубку, а Пал Палыч все-таки выругался. Ему вдруг так захотелось, чтобы сейчас за окном пальнула какая-нибудь «Аврора», чтобы народ под красными флагами пошел свергать ненавистный режим, чтобы всех олигархов без суда и следствия к стенке, с обязательной полной конфискацией всего имущества. Так Крыщуку захотелось услышать за окном революционные песни, что случись сейчас такое, он бы не мешкая пожертвовал две тысячи долларов на строительство баррикады. Или полторы.

— Кто это был? — спросила Аня.

— Один шантажист, — ответил Радецкий, — двадцать лет назад он, будучи секретарем парткома НГДУ, исключил меня из партии, чтобы под суд отдали не коммуниста, а рядового члена общества. Десять лет назад он примчался приватизировать родное предприятие с подложными банковскими гарантиями, а когда понял, что опоздал, угрожал мне своими бандитскими связями. Забудем о нем. На чем мы остановились?

— Вы сказали, что пытались найти сына в Европе.

— Да, — кивнул головой Радецкий, — детективы из сыскного агентства разыскали его в Париже, даже прислали мне несколько фотографий. Я уже билет заказал туда, а он опять пропал. А я увеличил снимки, вставил в рамочки и по всей московской квартире развесил, хожу и смотрю на них постоянно — вроде как и не один живу. Даже жене бывшей позвонил в Калифорнию, оставил свой телефон и сказал, что если сын с ней свяжется, пусть передаст мою просьбу позвонить отцу.

— Какой сын? — удивилась она и на шепот перешла, — у меня в американском паспорте указан возраст — тридцать шесть лет. Как я объясню мужу, что у меня есть двадцатидевятилетний сын?

Она, оказывается, уже троих американских мужей сменила, становясь с каждым разом все богаче и моложе. Говорит даже с акцентом: все «йес» да «йес», но чаще «ноу». Спросила, когда я на пенсию выхожу.

— Я уже пенсионер, — отвечаю, — но тружусь по-прежнему.

— Все нефть качаешь?

— Качаю, — соглашаюсь я.

— Значит, совсем плохо у тебя с финансами, но у меня тоже ничего нет. Так что не проси. И сына просьбами не одолевай. Зачем ему нищий отец? Он и сам небогато живет. А ведь такой талантливый. Не будешь денег у него просить?

— Ноу, — сказал я.

— Ну ладно, — обрадовалась жена, — а я ему, уж так и быть, передам, что отец его — неудачник и нищий. Согласен?

— Йес!

А что с дурочкой разговаривать. В свое время в Москву в отпуск приехал. Денег полные карманы, а на что их тратить, если я непьющий. Приятель в Сибири дал московский телефон своей двоюродной сестры. Позвонил туда как-то, потом заехал с цветами, шампанским, тортом. А там замученная жизнью медсестра и комнатка в коммуналке на двоих с дочерью. Девочке восемнадцать лет, я вдвое старше. Но пригласил ее вместе с мамой в театр. Будущая теща отказалась сразу, а мы пару недель гуляли: театр, в концерты всякие. Но потом как-то зашли мы в ресторан, а ей там так понравилось — никогда в жизни не была. Так и обходили все подряд: «Прага», «Националь», «Арбат»… Однажды проводил ее до дому, расстался как обычно, а она как обхватила меня за шею:

— Алексей Федорович, миленький, я люблю Вас! Женитесь на мне быстренько!

Свадьбу сыграли в «Праге». Утром очнулся на маленьком диванчике в коммуналке. «Дурак ты дурак! — говорю, — зачем тебе это?»

И смотрю на это маленькое и хитрое, которое под утро ело в постели шоколад, а теперь коричневые пузыри на подушке. Но теперь не жалею, уже почти тридцать лет счастлив оттого, что так случилось. Есть сын, с которым обязательно вскоре встретимся. Детективы мои подозревают, что он в Россию уехал. А раз так, то мы уже не разминемся.

— Что такое? — перебил сам себя Радецкий, — что за вопли за окном?

Он прислушался, и Аня усмехнулась, когда из-за бетонного забора донеслось в дом: «Ти амо!»

Отвернулась, чтобы скрыть раздражение, и махнула рукой:

— Это один шантажист третий день подряд мне в любви признается.

Григоров посмотрел на себя в зеркало и остался доволен: погоны полковника смотрелись просто замечательно, а главное, они очень шли ему. Так, впрочем, и должно было быть. А сколько времени он сам шел к ним? Года не прошло, как его перевели в городское управление, повысили в звании, но третью звезду можно было ждать до пенсии, а вот нате — мир не без добрых людей: главное точно знать, с кем надо водки выпить, а кому в долг без отдачи дать. Попросит бизнесмен офис конкуренту разгромить — бойцы ворвутся.

— На пол! Всем лежать!!

Парочку-другую компьютеров разнесут, а потом скажут, что террористов искали. Пусть попробует потом бизнесмен жалобу накатать — тут же налоговая полиция нагрянет, все опечатает, изымет документы, письмо в банк направит, чтобы приостановить все расчеты, кроме обязательных платежей в бюджет. А кому за это особое спасибо? Григорову! Помог однажды некоему гражданину Крыщуку, а он потом, в свою очередь, встретив приятеля, сказал тому, что, мол, в Питере есть надежный и преданный человек, готовый любую га…, пардон — любую услугу оказать. А приятель тот в управлении кадров министерства, между прочим. Понял все правильно и сообщил тоже, между прочим, что скоро в Москве должность генеральская освободится, желающих, правда, много, но можно попытаться поставить на нее молодого и энергичного полковника, если, конечно, он будет особенно предан, а размеры преданности пусть определит сам. Крыщук организовал встречу, Григоров на сутки смотался в Москву, пятьдесят тысяч долларов с собой прихватил. С кадровиком встретился, портфельчик ему передал — примите, мол, сувенир из Северной столицы и не стал больше задерживать занятого человека.