Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

— Спасибо, Соланж. Я очень растроган вашим предложением.

Азаров встал, подошел к француженке и поцеловал ей руку. Несколько мгновений она смотрела на него, затем порывисто поднялась и быстро, не прощаясь, вышла.

Предложение Соланж действительно сильно взволновало Азарова. А что, если его принять, уехать подальше от этой ужасной страны, в которой никогда ничего не будет хорошего. Конечно, публично он выражает оптимизм, что в недалеком будущем тут все изменится. Но если быть честным с самим собой, то вера в это слабое.

Азарову пришел на память разговор с одним из его соратников, который отказался от борьбы и ушел в личную жизнь. В ответ на упреки за такой поступок, тот сказал ему: «Леша, вот ты и твои сторонники все время повторяют, что скоро наступят лучшие времена, что в прекрасной России будущего все будет по другому, люди станут свободными, а государство и общество будет жить по справедливым законам. Но ведь о такой перспективе говорится уже не первое столетие, можно вспомнить десятки и сотни людей, которые, как заклинание или мантру, повторяли этот текст. И что? Где это прекрасное грядущее, где всем хорошо? Проходят десятилетия и столетия, а оно все так же не наступает. Наше настоящее — это то самое будущее, о котором мы думали в недавнем прошлом. Вот оно наступило — и ничего не изменилось. Все эти упования — не более, чем утопия. И через год, пять, десять лет будет все то же самое. Не пора ли признаться в том, что ничего такого не случится, мы все будем находиться в том же самом дерьме. Не знаю, почему, но Россия может существовать только в таком состоянии. По-другому не получается. Сколько должно пройти еще времени, чтобы это понять. Для меня оно подошло к концу. Однажды и ты придешь к такому же выводу. Наша борьба не имеет смысла, нам не одолеть этого монстра под название российское государство».

Этот разговор состоялся лет пять тому назад. Первое время Азаров часто мысленно возвращался к нему, потом он забылся. А вот сейчас как бы сам собой всплыл в памяти.

Может, действительно принять предложение Соланж, уехать во Францию или в Америку и зажить там обычной человеческой жизнью с красивой женщиной. Правда, если он правильно понял француженку, она имела в виду фиктивный брак с целью защитить его. Но в один момент все может измениться, он чувствует, что такая возможность вполне реальна.

Конечно, его соратники, многие соотечественники негативно воспримут его отъезд, посчитают это бегством. Но разве он недостаточно посвятил себя борьбе, подвергался гонениям, тюремным заключениям, его пытались ни раз избить какие-то темные личности, скорее всего подосланные властью. Если бы тысячи людей последовали его примеру и приступили к активным действиям, нынешний режим давно бы пал. Но таких желающих что-то не находится, их буквально единицы, подавляющее же большинство надеется, что эту работу сделают за них другие. А, собственно, почему он должен отдуваться, жертвовать собой, своей семьей ради их свободы, если сами они никаких жертв приносить на ее алтарь не желают. Если так посчитать, в этой огромной стране тех, кто готов бороться, невероятно мало, ничтожнейшая кучка людей. Поэтому власть легко справляется с ними, гноит их, как может.

Азаров вдруг ощутил раздражение против Соланж. Она своим предложением расколола его сознание, оно распалось на две противоположные части, которые начали войну друг с другом. Одна половинка считает, что следует продолжать борьбу, другая — хочет, чтобы он ее прекратил и обрел бы семейное счастье где-нибудь далеко от родных мест. Вот, поди, и сделай выбор между двумя решениями.

Азаров вышел из комнаты и постучался в дверь сына. Ему никто не ответил. Он уже хотел вернуться, как увидел Ростика. Волосы сына были мокрые.

— Ты где был? — спросил Азаров.

— Плавали с Ренатой в бассейне, — ответил Ростик. — А что?

— Хочу с тобой посоветоваться.

— Со мной? — удивился юноша. — И о чем?

— Пройдем в комнату, там и поговорим.

Ростик с ногами забрался на кровать и выжидательно посмотрел на отца. Азаров поведал ему о том, что только что случилось.

— Почему он на тебя вдруг напал? — поинтересовался Ростик.

— До конца я так и не понял. Он вбежал ко мне с перекошенным лицом и стал кричать, что я загубил его жизнь. А затем набросился с ножом. Судя по всему, Михаил вполне мог меня убить в состоянии аффекта.

— Дядя Миша мне никогда не нравился, — констатировал Ростик. — В отличие от Ренаты. И что ты собираешься делать?

— Мы сегодня же уедем отсюда, вернемся домой. Невозможно жить в доме, хозяин которого тебя ненавидит.

— Здорово! — обрадовался Ростик. — Я давно хотел смыться отсюда.

— Но это еще не все. — Азаров колебался, стоит ли сыну рассказывать о предложении француженке. — Мне Соланж сегодня сделала одно предложение.

— Соланж? — удивился Ростик.

— Она предлагает уехать нам из России.

— А она тут причем?

— Она считает, что если я заключу с ней что-то вроде фиктивного брака, это обезопасит меня, власть не посмеет меня преследовать. Она предлагает переселиться во Францию или в Штаты. А может, и куда-то еще. Мир велик.

Ростик нахмурился.

— Папа, ты это всерьез?

— Соланж говорила абсолютно серьезно.

— Не знаю, как ты, а я никуда не поеду. Я останусь здесь. Если ты считаешь, что можно все тут бросить, перестать бороться с этой преступной властью, то это твое личное дело.

Азаров почти не сомневался, что услышит от сына подобный текст. Просто надо знать его характер. Конечно, можно было бы пересказать ему тот самый разговор со своим бывшим соратником, но он не произведет на него никакого впечатления. Возможно, лет через десять или пятнадцать, но не сейчас.

— Я тебя услышал, — сказал Азаров.

— И что ты решил?

— Ничего. Точнее, все останется по-прежнему.

Он увидел, как облегченно вздохнул Ростик.

— А когда мы уезжаем? — спросил он.

— Думаю, к вечеру. Нужно проститься с отцом, да и со всеми остальными.

— Я понимаю, — кивнул головой Ростик. Он было хотел сообщить, что с ними, скорее всего, отправится и Рената, но решил, что скажет об этом позже, перед самым отъездом. Отец станет уговаривать не брать с собой ее. — Тогда я начинаю собираться.

Софья Георгиевна помогла мужу добраться до спальни. Неожиданно он настолько ослабел, что ей приходилось почти тащить его на себе. Пару раз она посмотрела ему в лицо; такого отсутствующего выражения у него она еще не видела. Было полное ощущение, что он плохо воспринимает происходящее.

Она довела его до кровати и уложила на нее. Ратманов неподвижно лежал на постели, и ей показалось, что он спит. Но как раз в этот момент он вдруг застонал и открыл веки. На нее посмотрели пустые, безразличные ко всему глаза.