Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

— Что пройдет? Моя красота?

— Очарование вами.

— А если нет? Откуда ты можешь про это знать.

— Знаю и все.

— Нет, Ростик, это не ответ, — покачала головой Соланж. — Я тебе честно скажу: у меня в жизни было немало увлечений, но твой отец — первая моя настоящая любовь. И я ее никому не отдам. Буду бороться. И если понадобится, то и с твоей матерью и с тобой. Я тебе честно говорю, так, как есть. Ты же тоже борешься.

— Я борюсь только с преступным режимом — это совсем другое.

— Как знать, — задумчиво протянула Соланж. — Твоя борьба с режимом вытекает из твоей любви к свободе. Ведь так?

— Так, — немного удивленный словами своей собеседницы согласился Ростик.

— И мы с твоим отцом тоже любим свободу. А потому и хотим быть вместе, потому что это является проявлением нашей с ним свободы. А вот друг без друга мы будем чувствовать себя очень несвободными.

— Я не совсем понимаю…

— Некоторые вещи человек понимает лучше, чем в состоянии объяснить, — улыбнулась Соланж. — Я не очень сильна в философии, я ведь училась актерскому мастерству. Но я попробую. Вот ты борешься с реакционным режимом, который хочет, чтобы все делали бы только то, что он пожелает. Так?

— Да, — согласился Ростик.

— Иными словами, ты хочешь, чтобы все чувствовали себя свободными людьми, жили бы так, как желают они, а не кто-то там, наделенный властью. Согласен?

— Так все и есть.

— Но при этом ты приходишь ко мне с требованием — не выходить замуж за человека, которого я люблю только потому, что тебе это не нравится. Но почему ты, как тот диктатор, против которого ты борешься, навязываешь нам свою волю вопреки нашему желанию. Разве твое поведение не напоминает поведение человека, который, как ты считаешь, узурпировал власть, отнял у людей свободу.

— Но это же совсем другое! — возмущенно воскликнул Ростик.

— А я так не считаю, это одна и та же модель поведения. Вашему диктатору не нравится, когда люди ведут себя не так, как ему хочется. И тебе не нравится тоже самое.

Ростик почувствовал растерянность, он не хотел соглашаться с доводами Соланж, но не мог не признать их убедительность. В чем-то француженка явно была права.

— Я все равно против вашего брака, — упрямо произнес он.

— Это я уже поняла, — грустно вздохнула Соланж. — Мне очень жаль. Но от своего счастья я не откажусь. Надеюсь, со временем ты изменишь свое мнение.

— Не изменю.

— Ну значит, чему быть, того не миновать. Подумай об отце, твое неприятие меня будет портить ему жизнь. Он тебя любит и ему не все равно, как ты воспринимаешь наши с ним отношения. Зачем тебе портить ему жизнь.

— Вам не заменить ему мамы.

— Не говори о том, чего ты не знаешь, и знать не можешь. И никогда не решай ничего за других. Это очень дурная привычка людей диктаторского склада.

— Я вас прошу меня не учить.

— Хорошо, не буду. Только знай, вот ты борешься с диктатором, а для меня диктатор — это ты, потому что хочешь, чтобы я отказалась от того, от чего я не хочу отказываться. В таком случае у нас будет борьба. Ты к ней готов?

Ростик угрюмо смотрел на женщину, он понимал, что вчистую проиграл их поединок. Француженка тоже смотрела на него, на ее ярко очерченных помадой губах играла еле заметная, как ему казалось, улыбка победителя.

— Может, все-таки угостить тебя кофе? — предложила Соланж.

Вместо ответа Ростик резко повернулся и почти выбежал из комнаты. Соланж грустно вздохнула — этот разговор ее сильно огорчил. Но она не станет пересказывать его отцу юноши. Постарается справиться с этой проблемой самостоятельно.

Шевардин отыскал Михаила Ратманова на поле для гольфа. Но он не играл, а сидел на скамейке с клюшкой в руках, глубоко погруженный в свои мысли. И даже не сразу обнаружил появление начальника охраны.

— Михаил Германович! — окликнул его Шевардин.

Ратманов оторвался от своих мыслей и резко поднял голову.

— А это вы, Игорь Юрьевич!

— Как видите, — подтвердил Шевардин. — Мне надо с вами переговорить на очень важную тему.

— А нельзя ли попозже, я что-то сейчас не в настроении.

— Увы, нельзя. Разговор неотложный.

К этому разговору Шевардин готовился ни один день, тщательно обдумывал его с разных сторон. Он собирался приступить к нему попозже, перед отъездом Ратмановых из этого дома, но события внезапно стали принимать стремительный оборот. И он понял, что откладывать на потом опрометчиво, что будет дальше предсказать невозможно. Поэтому следует все решить сейчас.

— Ну, так говорите, только желательно покороче, — безрадостно согласился Ратманов.

— Это уж как пойдет, — прямо в лицо Ратманова усмехнулся Шевардин. Ратманов удивленно взглянул на начальника службы безопасности, раньше так при нем он не гримасничал.

Шевардин, не спрашивая разрешение, сел на скамейку рядом с Ратмановым.

— Разговор будет неприятным. Так, что готовьтесь, Михаил Германович, — предупредил Шевардин.

— У меня в последнее время что-то одни неприятные разговоры.

— Это будет самым неприятным.

— Вы меня запугиваете?

— Готовлю к тому, что вы сейчас услышите.

— Ну, так давайте, вперед! — Для полноты картины Ратманов даже вытянул вперед свою клюшку.

— Для начала хочу представиться, меня, в самом деле, зовут Шевардин Игорь Юрьевич. Вот только статус у меня немного другой, я капитан ФСБ. И выполняю в вашем доме спецзадание.

Какое-то время Ратманов молчал. Он упорно не смотрел на своего соседа по скамье, его взгляд упирался в землю.

— Что за задание, могу узнать? — вдруг глухо спросил Ратманов.

— Было принято решение о проведение операции против наиболее крупных коррупционеров в администрации президента и аппарате правительства. Составлен их список, в него угадили и вы, Михаил Германович.

Лоб Ратманова мгновенно покрылся холодной испариной, а руки задрожали. Ничего подобного он не ожидал услышать. Ему стало по-настоящему страшно.

Шевардин заметил его состояние и накрыл своей ладонью дрожащую руку Ратманова.

— Не волнуйтесь вы так, Михаил Германович, все еще можно исправить. Хотя положение ваше действительно незавидное.

— Почему я попал в этот список? — хрипло спросил Ратманов. — Ни я же один…

— Да, вы далеко не в одиночестве разворовываете отечество, но в список попали те, кто, как бы это сказать, превысил свою негласную норму, положенную ему по статусу. А, по мнению некоторых людей, лично вы это сделали многократно. Достаточно посмотреть только на этот дом и все, что его окружает, чтобы в этом не сомневаться. А ведь у вас есть много чего еще. Перечислить?

— Не надо. Вы же не только хотите мне это сообщить. Это скорей предисловие к главному.

— Вы верно улавливаете суть нашего разговора. С вашего разрешения я продолжу. Меня внедрили в ваш дом для сбора против вас компромата. Я должен его предоставить своему начальству, и оно уже решит, что делать с ним дальше. Нисколько не сомневаюсь, что против вас будет возбуждено уголовное дело — уж больно велико ваше казнокрадство. А потому и срок светит немалый. Выйдите на свободу с подорванным здоровьем и в преклонных летах. И будете вскоре похоронены на каком-нибудь неприметном деревенском кладбище. Это более чем вероятный сценарий вашего будущего, так как у меня достаточно материала против вас. Одного дельца, в котором вы оказали мне честь поучаствовать, достаточно, чтобы упечь вас надолго. Вот, собственно, мое предисловие.