Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

Ратманов подумал, что надо бы найти жену и попросить у нее снотворное. Никогда он еще не принимал его — у него был прекрасный, крепкий сон благополучного человека. Но вряд ли он сегодня заснет без таблеток. А так хочется уйти пусть даже недолго в небытие сна, чтобы хотя бы на время забыть об этой ужасной действительности.

Но идти искать жену Ратманову не хотелось. Он даже не представлял, где она может быть. Черт с ней, как-нибудь заснет и без таблеток. Все равно сон всего лишь паллиатив. Утром проснется — и все снова вернется. А самое ужасное, что этому уже не будет конца. Собственными руками он вынужден лишить себя всего. И ничего не может это изменить.

Ратманов неожиданно для самого себя издал жуткий рык. Затем упал лицом в подушку и закрыл глаза. Какой парадокс: он не может себя убить, но и жить то же нет мочи.

Софья Георгиевна долга раздумывала над тем, куда же ей отправиться ночевать. Она перебирала разные варианты, но ни один не нравился ей. Внезапно она вспомнила, что освободилась комнатка Кати во флигеле для обслуживающего персонала. Она вполне может в ней провести эту ночь.

Софья Георгиевна открыла дверь ключом и вошла в комнату. С момента отъезда Кати тут явно никто не был. Женщина села на кровать и огляделась. Неприятная история с изнасилованием сама собой всплыла в памяти. До чего же они все-таки докатились, подумала она. Отец Варлам прав — вся их семья — большие грешники. В том числе и она, ведь она покрыла преступление сына.

Софья Георгиевна постелила захваченное из дома белье. Теперь можно ложиться спать. Она подумала о том, что впервые за многие годы будет это делать без мужа. Конечно, они и раньше ночевали отдельно, когда Михаил куда-нибудь уезжал. Но если он был дома, они всегда ложились вместе. И для нее это было важно, так как символизировало их крепкий семейный союз. Но оказалось, что это не более чем иллюзия, он развалился, как карточный домик.

Лежать на кровати было неудобно, она оказалась жесткой и узкой. Как на ней спала Катя, непонятно, не случайно, по утрам она выглядела не выспавшейся. И не удивительно, на таком неудобном ложе хорошим сон быть не может.

Теперь она понимает, как мало внимания они уделяли обслуживающему персоналу, никогда не интересовались, как устроились люди, комфортно ли им. Оказывается, та же самая Катя жила почти впроголодь, в то время, как ее хозяева купались в роскоши. Им ничего не стоило улучшить питание и быт обслуги, но они и пальцем не пошевелили для этого. И она, Софья Георгиевна, даже не задумывалась над этими вопросами, точнее, просто в них не вникала. Раз эти люди работают и ни на что не жалуются, значит, у них все в порядке. На самом деле, они боялись обращаться с просьбами улучшить их быт, опасаясь, что их просто выгонят, а взамен возьмут других. Благо желающих всегда предостаточно.

Как же все-таки мерзко они жили, снова подумала Софья Георгиевна о своей семье. Все мысли только о себе, а все, что вокруг, их по большому счету не интересовало. Она же не могла не понимать, что их огромные богатства нажиты не праведным путем. Достаточно было сравнить официальные доходы с расходами. Но она много лет делала вид, что не видит эту разницу, довольствовалась любыми объяснениями мужа, откуда средства на все это грандиозное строительство, дорогие поездки, подарки и многое другое. Теперь она понимает: стремление к удобствам и конформизму ведут к грехопадению. Когда человек не хочет знать о неких вещах и явлениях, которые могут лишить его спокойствия, закрывает на них глаза, он совершает большой грех. Она просто обязана сказать самой себе, что является великой грешницей. Ей еще долго придется замаливать свои прегрешения.

Софья Георгиевна подумала о том, что делает сейчас муж? Не опрометчиво ли она поступила, оставив его одного? Правда, попросила Ренату приглядывать за отцом, но будет ли она это делать? Она, Софья Георгиевна, не просит себе, если с Мишей что-нибудь случится. А это вполне реально. Что-то очень кардинально надломило его, о чем он упорно не желает говорить.

Как сложится их дальнейшая жизнь? Еще совсем недавно такой вопрос даже не возникал, насколько ясно все было. А теперь на него нет ответа. Ей в своем отнюдь не молодом возрасте многое придется начинать сначала. Хватит ли у нее на это сил? Или, как советует отец Варлам, уйти в монастырь? Никогда перед ней еще не возникало так много вопросов, да еще на которые она не знает ответа.

Софья Георгиевна грустно вздохнула и закрыла глаза. Как все же хорошо, что есть сон, который хотя бы на время освобождает от поиска решений, была ее последняя мысль перед тем, как заснуть.

Соланж вошла в комнату Азарова, катя за собой чемодан на колесах.

— Все собрала, — сообщила она. — Я не стану разбирать чемодан, завтра же мы уезжаем. — Она вопросительно взглянула на Азарова.

— Да, — подтвердил он, — думаю, сразу после завтрака. Попрощаюсь уже окончательно с отцом, затем пойду рассчитываться с Михаилом.

— Рассчитываться? Что ты имеешь в виду?

— Негоже мне быть на содержании своего политического противника. Хочу отдать ему деньги, которые он потратил на меня за эти дни. Тогда никто меня не обвинит, что жил за его счет.

Соланж ненадолго задумалась.

— Может, и мне стоит рассчитаться с мсье Ратмановым?

— Думаю, тебе не обязательно. Ты же не его политический оппонент. Я делаю это не из-за денег, а из принципа. А от того, что содержал тебя, он не обеднеет.

— Как скажешь, Алексей. Но я тоже намерена заниматься в России политической деятельностью.

— Когда будешь ею заниматься, тогда другое дело. А сейчас что об этом говорить.

— О чем же тогда будем говорить?

Взгляд Азарова упал на стоящий посреди комнаты чемодан француженки.

— А давай уберем твой чемодан в шкаф и потанцуем, — предложил Азаров.

— Потанцуем? — удивилась Соланж.

— Ты против?

— Вовсе нет, Обожаю танцевать. Просто сейчас мне казалось не время.

— Как раз самое оно. Потом неизвестно, когда это время придет. Боюсь, еще долго будет не до того.

— Тогда я согласна.

Азаров засунул чемодан в шкаф. Затем включил ноутбук.

— Предлагаю потанцевать под французские мелодии, — сказал он. — Ты как?

— Обожаю нашу музыку. Включай.

По комнате поплыла мелодия Мишеля Леграна. Азаров подошел к Соланж.

— Разрешите пригласить вас на танец?

— Je suis d'accord, — ответила Соланж.

Они, тесно придавшись друг к другу, поплыли под музыку.

— Je t’aime, — прошептал ей в ухо Азаров. — Я правильно это произнес по-французски.

— Абсолютно правильно, — тоже шепотом подтвердила Соланж. — И по произношению и по существу.

— «Когда вы видите своего брата согрешающим, и если этот грех не ведет к смерти, то молитесь об этом брате, и Бог даст ему жизнь. Я говорю здесь о таких грехах, которые не ведут к смерти. Есть грех, последствием которого может быть только смерть, и я не говорю вам молиться о грешнике, виновном в таком грехе. Всякий неправедный поступок — грех, но не все грехи влекут за собой смерть».