Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

— По-вашему, если я актриса и снимаюсь в кино, то ничем другим интересоваться не должна.

— Нет, конечно, — смутился Азаров. — Признаю, я не прав.

— Вот и прекрасно. — Внезапно Соланж взяла своего спутника под руку. — Вы не возражаете?

— Буду только рад.

— Я хочу вас спросить, Алексей, что вами движет? Я читала, что вы уже несколько раз сидели в тюрьме.

— В тюрьме не сидел, сидел пока только в изоляторе предварительного содержания.

— Боюсь, я не совсем понимаю, что это такое.

— Да вам и не надо понимать, считайте, что это тюрьма для начинающих заключенных. Откуда часть из них все же выходят на свободу.

— Ладно, не станем вдаваться в подробности. Лучше ответьте на мой вопрос.

— Что мною движет? — вздохнул Азаров. — Мне часто задают этот вопрос.

— И как же вы на него отвечаете?

— Честно говоря, по-разному, в зависимости от того, кто задает и при каких обстоятельствах. Последний раз меня спрашивал об этом следователь, ему тоже было любопытно. Он не понимал, почему я веду себя так, что периодически меня сажают в изолятор, то есть в тюрьму.

— Вот видите, ни я одна такая тупая. Даже приятно такое сознавать.

Азаров задумался.

— Я могу вам ответить просто: то, что власть вытворяет с Россией, вызывает у меня омерзение и негодование. И эти чувства такие сильные, что заглушают все остальные, которые призывают меня быть осторожным. Вы видите этот дом моего старшего брата, все, что вокруг него. Это все приобретено благодаря чудовищной коррупции. И это всего один пример, а их по стране тысячи. Те, кто нами руководят, превратили свое правление в невиданный способ обогащения. А чтобы никто бы им не мешал, установили жесткий политический режим. Всех недовольных рано или поздно ждет одна участь — их сажают в тюрьму. А могут и убить; такие случаи уже есть.

— И вас — тоже?

— Я один из первых кандидатов. Если однажды власть примет решение избавиться от всех оппозиционеров, я обязательно буду в этом списке, возможно, даже под номером один.

— И вам не страшно?

— Честно?

— В такой вечер, мне кажется, трудно врать.

Азаров невольно засмеялся.

— Да, я боюсь, иногда сильно. От меня ушла жена, потому что у нее больше не было сил жить в вечном страхе. Она не могла быть уверенной в том, что когда утром я ухожу по делам, то вечером непременно вернусь. Каждый раз это была лотерея. Вот однажды она решила прекратить в нее играть.

— Судя по вашему тону, для вас это был сильный удар.

— Сильный, — коротко подтвердил Азаров. — Но я ее понимаю. Это действительно жизнь на истощение.

— М-да, — неопределенно произнесла Соланж. — Я сейчас подумала, а как бы я поступила на ее месте?

— И как?

— А вот и не знаю. Я никогда не переживала ничего подробного. Но я бы хотела сыграть такую женщину.

— Попросите Святослава поставить такой фильм.

— Я подумаю. Эта идея мне интересна.

— Вот видите, у нас с вами возник замысел фильма, — сказал Азаров.

— В самом деле. С вами очень плодотворно разговаривать.

— На всякие творческие идеи я не мастер. Это случайно.

— А вот с этим я не согласна, ничего случайного в мире нет.

— Пусть так. Главное, что возникла идея.

— А вам не скучно со мной гулять? — вдруг спросила француженка.

— Откуда у вас взялась такая мысль. Наоборот, очень нравится. Вы такая красивая.

— Спасибо, Алексей, — поблагодарила она. — Мне приятны ваши слова.

— Мне кажется, вам их столько раз говорили.

— Говорили, конечно. Но важно кто их говорить. А такие люди, как вы, еще нет. Для меня ваша оценка особенно ценна.

Азаров и Соланж остановились у входа в дом.

— Наверное, пора спать, — сказала француженка.

— Да, уже наступил новый день. Как всегда, незаметно.

— К сожалению, тут все дни похожи друг на друга.

— Что делать, Соланж, мы с вами оказались в очень необычной ситуации. Чего только я не передумал о том, что может случиться, но только не такое. Но и сейчас надо жить достойно и с пользой.

— Совершенно с вами согласно, Алексей. Почему бы нам не погулять как-нибудь еще раз?

— Я только за.

— Вот и прекрасно. Пройду, проведаю вашего брата. Надеюсь, с ним ничего не случилось.

Соланж подала руку, Азаров ее пожал. Он дождался, пока она не скроется в доме, сам же решил еще немного походить вокруг него. Ему вдруг захотелось обдумать только что состоявшийся разговор и свои о нем впечатления.

Соланж вошла в комнату и увидела, что Святослав сидит в кресле, в руках он держал бутылку вина.

— Что-то ты поздно? — спросил он. — Загуляла?

От неожиданности француженка даже замерла на месте.

— Уж не ревнуешь ли ты? — спросила она.

— А если и так, то что?

Соланж удивленно посмотрела на Святослава.

— Как-то с тобой это не сочетается. Всегда считала, что ты и ревность — понятия не совместимы.

— Напрасно. Всем людям присуща ревность. Одним больше, другим меньше.

— А не ты ли утверждал, что ревность это проявление чувства собственности. А цивилизованный человек не должен им обладать.

— Ты так хорошо помнишь мои высказывания?

— У артистов обычно хорошая память, приходится учить много текста. У меня — тоже. Вот и запомнила.

— Теперь буду иметь в виду, — усмехнулся Святослав, делая глоток из бутылки.

Соланж немного обеспокоенно посмотрела на него.

— Тебе не хватит сегодня пить?

— Опасаешься русской болезни — пьянства. Не волнуйся, я ею не заболею. Лучше скажи, где же ты была?

— Гуляла.

— Одна?

— С твоим братом.

— Алексеем?

— Не с Михаилом же.

— Понятно, что не с Михаилом, — пробормотал режиссер. — И что было интересного во время прогулки?

— Это допрос?

— Это расспрос.

— Это меняет дело. — Соланж уселась в кресло. — А дай и мне отхлебнуть, — попросила она.

Святослав протянул ей бутылку, Соланж сделала глоток.

— Ого, вкусно, — оценила она.

— Итак, что же было у вас интересного?

— Интересного не было ничего, мне интересен он сам. Я тебе уже об этом говорила. И Алексей подтвердил мое мнение о себе.

— Что же тебе в нем интересного?

Соланж откинулась на спинку кресла и задумалась.

— Он из тех, кто знает, зачем живет, и что надо делать. При этом у него слова не расходятся с делами — редчайшее качество в современном мире. Он несколько раз сидел в тюрьме.

— Подумаешь, — фыркнул Станислав. — Столько людей сидели и сидят в тюрьмах. А скольких еще посадят.

— Не передергивай, дорогой. Ты понимаешь, что я хотела сказать. Мало ли за что попадают в тюрьму. Он туда попал, потому что не желает отказываться от своей борьбы от своих взглядов. Я знаю, что большинство на его месте не стали бы упорствовать. Знаешь, мне всегда нравились люди, которые понимают смысл собственных поступков, которые идут к цели, а не бесконечно кружат вокруг них сами, не зная для чего.