Рой Бедичек - Приключения техасского натуралиста

Движутся эти птицы обычно вяло. Порой цыплята даже не могут встать: у них слишком мягкие кости ног. Всю свою жизнь они остаются толстыми: редко можно увидеть долговязого цыпленка, какими они вырастают в естественных условиях. Им дают приготовленный корм — замес для роста, — единственной функцией которого является обеспечение прироста веса, ибо цыплята продаются на вес независимо от содержания минеральных веществ и витаминов или от вкусовых качеств мяса: вкус цыпленка, как и аромат розы, не поддается количественной оценке. Какой же безвкусной кажется мне эта изнеженная, усталая птица в клетке по сравнению с тем желтоногим бегуном, который подавался на воскресный обед приходскому священнику!

Батарейные цыплята к возрасту, когда нормальные цыплята обычно расстаются с матерью и начинают сами гоняться за кузнечиками, окончательно теряют разум. Они становятся похожи на обитателей сумасшедшего дома, глаза их сверкают, как у маньяков. Просуньте руку через решетку — и вас несколько раз злобно долбанут клювом. Да-да, это отнюдь не те ласковые щипки или пощипыванья из любопытства, которых можно ожидать от нормальных цыплят. Это удары, которые наносятся серьезно, ради плоти и крови, которых в своем сумасшествии так и жаждут батарейные питомцы. Они объедают перья со спины друг друга, вернее, выдергивают их и жадно покусывают их основания ради крошечных кровавых кусочков, к ним приставших.

Бывает у них и массовая паника. Без всяких видимых причин волна истерии вдруг проносится по всей батарее, и издалека слышно дикое, неестественное чириканье, беспорядочный визг и стук крыльев о стенки ненавистной клетки.

Неудивительно, что эти цыплята сходят с ума. Жизнь в батарее приносит одно расстройство за другим. Едва вылупившись из яйца, еще влажный цыпленок всегда инстинктивно стремится к матери — чтобы высушить перья теплом ее тела. Свежевылупившийся батарейный цыпленок обнаруживает себя в клетке окруженным другими точно такими же цыплятами, и все они пищат так же беспомощно, как и он. Вместо мягкого квохтания наседки, которое успокоило бы его, он слышит лишь жалобный писк сотни таких же, как он, страдальцев, обреченных на суровое сиротство. Звуковую картину довершает непрерывный гул нагревательных устройств над головами несчастных цыплят.

Инстинкт разгребания почвы лапками, связанный с нервной и мышечной системами, сразу подавляется: здесь нет никакой почвы — для облегчения уборки батареи дно клетки представляет собой проволочную сеть с отверстиями, достаточно большими, чтобы помет проваливался сквозь них в поддон.

Сразу подавляется и другой инстинкт новорожденных цыплят — инстинкт следования за наседкой. Любой нормальный цыпленок стремится следовать за кем-либо. Я видел, как они в отсутствие матери следовали за собакой, кошкой или человеком. В батарейном выращивании этот инстинкт уничтожается в зародыше.

Нам не известно, насколько остро обоняние цыпленка и сравнимо ли оно по чуткости с человеческим. Но если цыпленок способен ощущать запах, то это сулит ему постоянный стресс, поскольку его нос практически все время погружен в помет. Помет в поддоне не остывает, а испарения поднимаются обратно в клетку. Весь день и всю ночь температура в батарее поддерживается на уровне двадцати семи градусов.

Нервные механизмы нормального цыпленка (как и каждого другого вида этого семейства птиц) формируются благодаря чередованию периодов опасности и покоя, которые неизбежны в обычной жизни. Курица-наседка утром выходит из курятника в сопровождении своего голодного выводка и, призывно кудахтая, начинает разгребать землю. Вскоре слышится призыв: «Я нашла червя!», и вся компания собирается вокруг материнского клюва, разрывающего находку, чтобы получить лакомый кусочек. Затем все расходятся в поисках другого червя. Неожиданно возникает тень сокола — и мать издает предостерегающий клич, на который каждый цыпленок, спасая свою жизнь, мчится к ней за защитой. Опасность миновала — и они вновь разбредаются по двору. В естественных условиях это повторяется, возможно, раз десять в день.

Механизм смены состояния испуга и покоя, которым природа наделила цыплят в качестве драгоценного наследства, полностью разрушается в условиях батарейного выведения. Ни испуга, ни покоя — здесь царит лишь постоянный, убийственно жесткий, приводящий к безумию дискомфорт и ничего более. Вероятно, именно подавление этого природного инстинкта и приводит к внезапным, необъяснимым взрывам паники, о которых я говорил выше. Они дают возможность, хоть и вхолостую, прокрутиться механизмам, которые не используются в данных условиях.

Нарушен и природный ритм смены периодов активности и отдыха. В естественных условиях после активной работы цыплят лапками, способствующей усилению кровообращения, курица-мать, выбрав безопасное место, издает призыв собраться под ее укрытие, и малыши, сбежавшись на отдых, уютно устраиваются под материнскими перьями. В течение дневных часов происходит упорядоченная, регулярная смена периодов усталости и отдыха.

Как же грубо человек надругался над столь мудрым и благородным изобретением природы! Поскольку днем в клетках спать невозможно, вы, вероятно, думаете, что цыпленку в батарее, как и в любом сумасшедшем доме, позволено погрузиться в спасительную бесчувственность ночью. Но нет: в погоне за весом цыплят человек изобрел дьявольское устройство, через регулярные интервалы в течение всей ночи автоматически включающее яркий свет. Цель — разбудить цыплят и заставить их есть: человек боится, что во время сна цыпленок может израсходовать часть своего жира, а все техническое оборудование заводится исключительно для того, чтобы получать жир, чистый жир, выражающийся в весе, в фунтах и унциях, и ни для чего иного.

Но пусть городской житель не кипит от благородного негодования. Жизнь пуделя в его собственном доме мало чем отличается от жизни батарейного цыпленка по части подавления его природных инстинктов. Видели ли вы, как во время утренней прогулки пудель на поводке принюхивается то к одной, то к другой стороне тротуара? Он так и дергает своего хозяина, заставляя его непрерывно перекладывать поводок из одной руки в другую — его гонит вечный, непрерывный поиск, древний инстинкт, представляющий огромную важность для всего собачьего мира. Некий филантроп в Лондоне, до глубины души проникнувшись собачьей трагедией, посадил вдоль асфальтированных улиц своего жилого района деревья.

Я поговорил на эту тему с одним своим другом-гуманитарием, надеясь возбудить в нем такое же негодование, какое ощущал я сам (ибо негодование нуждается в обществе). Однако после моего нетерпеливого повествования мой друг, профессор психологии образования, спокойно заметил: «Ну что ты кипишь по поводу батарейных цыплят и домашних собак? Мы, горожане, почти так же обращаемся со своими собственными детьми! Наши многоквартирные дома — те же батареи, куда мы запихиваем наших детей. И, поверь, они испытывают там гораздо больше ограничений, чем цыплята в батареях, поскольку дети обладают большим количеством разнообразных импульсов, инстинктов, эмоций, стремлений, мечтаний и сил, чем цыпленок. И они проявляют бесконечно больше изобретательности и упорства, колотясь в решетки, пытаясь хоть как-то применить свои врожденные способности».