Рой Бедичек - Приключения техасского натуралиста

Ярким августовским утром я выехал на машине из Далласа и к ленчу с умеренной скоростью достиг Суитуотера. Потом я ехал под солнцем еще двести миль, все еще чувствуя в себе достаточно сил разбить стоянку среди песчаных дюн. Я свернул с шоссе на старую дорогу, которая привела меня на некую территорию со следами нефтеразведочных работ. Я оказался среди миниатюрного леса карликового дуба и мескитового дерева. Такие заросли называют чапарелью, что не совсем верно, поскольку чапарель предполагает густые заросли вечнозеленого карликового дуба, а здешний дуб не растет густыми зарослями и не является вечнозеленым.

Каждая дюна увенчивалась деревцем увешанного желудями дуба высотой от двадцати пяти до шестидесяти сантиметров. Между дубами возвышались мескитовые деревья, все в гроздьях желтоватых бобов, свисающих почти до земли.

Решусь высказать предположение, что ни в каком ином лесном регионе, за исключением, быть может, долины Амазонки, не наблюдается такого высокого отношения массы плодов к массе древесины, как в этих лиллипутских джунглях к востоку от реки Пекос, в северной части округа Вард. Это нечто волшебное, сравнимое лишь с чудесами Йеллоустона. Следовало бы объявить эту территорию национальным заповедником.

По д-ру Б. Ч. Тарпу, маленький дуб (Quercus havardii) произрастает на песчаных южных равнинах Техаса и Восточного Нью-Мексико. Он редко достигает высоты семидесяти сантиметров, а ствол его поднимается из толстых корней, уходящих на глубину десяти — двадцати сантиметров. Дуб дает крупные желуди больше двух сантиметров длиной и сантиметра толщиной. Поэтому старая поговорка «Большой дуб вырастает из маленького желудя» для Америки не действительна: здесь из гигантских желудей вырастают миниатюрные дубы.

Преобразование рода Quercus по пути из Восточного Техаса к Западному настолько ярко и драматично, что бросается в глаза любому наблюдателю, а не только ботанику.

Самое большое разнообразие облика из всех видов этого рода являет дуб виргинский, наиблагороднейшее дерево штата. Ряды виргинского дуба тянутся вдоль восточного океанского побережья Техаса, повторяя его изгибы, выдерживая яростные удары ветра с залива. Вот почему со стороны, обращенной к морю, рост ветвей замедлен, а сами деревья будто гнутся к берегу. Так год за годом выступает в качестве скульптора влажный соленый ветер. В сумерках эти деревья предстают рядами древнегреческих вакханок-менад, обращенных лицом к морю, с длинными волосами, развевающимися назад, к берегу. Такими их вылепили неугомонные ветры.

Немного дальше в глубь суши те же самые виды дуба встречаются уже в виде гигантов. Один из них, близ Рокпорта, говорят, самое большое дерево в штате. Еще дальше от моря, уменьшаясь в размерах, дубы становятся обычными раскидистыми деревьями, подставкой под изящные гирлянды испанского бородатого мха. Это, несомненно, и наиболее распространенное дерево на лужайках в широкой полосе, огибающей прибрежные прерии на сотне миль от Хьюстона до Виктории.

Еще дальше, теряя в высоте, но все такой же раскидистый, виргинский дуб, кажущийся теперь приземистым, простирается до южной половины плато Эдуардс, бесспорно украшая собой ландшафт. Здесь он проявляет свойство разрастаться горизонтально до тех пор, пока вес листвы не прижмет вершины ветвей к земле на расстоянии метров пятнадцати от ствола. Он словно опирается ветвями о землю. Однако кое-где на плато этот гигант выглядит обыкновенным кустарником.

Техасский белый дуб (Q. Breviloba) также принимает удивительные формы, покидая берега реки, поднимаясь вдоль притоков и взбираясь, наконец, по горным склонам с мелким почвенным слоем и недостатком влаги, — конечно, здесь он не в силах выдержать конкуренции с местной растительностью. На известняковых хребтах он превращается в настоящего карлика. Но в тенистых овражках, где процветают ильм плотнолистный, зеленый ясень, пекан и другие тенистые растения, белый дуб предпринимает безнадежные попытки обрести место под солнцем. Он изгибается в поисках солнечного света, но недостаточно решителен и часто терпит поражение, оттесняемый другими растениями. Изгоняемый то туда, то сюда, белый дуб в конце концов настолько деформируется, что в нем уже и дерева-то не узнать: ствол его изогнут и скручен, как тело раненой змеи.

Так же ведет себя и мерилендский дуб: покидая свои родные песчаные почвы и поселяясь на известняковых холмах, он становится падуболистным дубом не более шести метров высотой.

И наконец, последняя метаморфоза рода Quercus по мере его продвижения на запад в равнинных, а не в горных условиях — это дуб Хаварда, самая удивительная его форма. Ставший тут не выше травы, возможно, это самый последний дуб в мире, разделяющий с мескитовым деревом стерильные пески и, несмотря на страшные ветры, удерживающий дюны в сравнительно стабильном состоянии.

Здесь я встретил вполне обычных свиней, кормящихся желудями этого пигмейского белого дуба. Я последил немного за огромной маткой с одиннадцатью поросятами, едва прикасавшейся носом к поверхности песка, — очевидно, в поисках чего-то. Оказалось, воды. Вскоре она начала рыть песок своим длинным, энергичным рылом и раскопала источник кристально чистой воды. Этот факт был для меня равносилен библейскому чуду изведения воды из скалы. Свинья и ее хорошо воспитанное потомство пили, едва прикасаясь к воде, — так, как поступают свиньи на свободном выпасе. Всякое свинство, хватанье пищи и привычка к грязи приобретаются этим животным в условиях его содержания в отвратительных тесных свинарниках.

Когда все семейство не спеша, маленькими глотками, удовлетворило свою жажду, свинья залегла в источник, охлаждая сначала свой живот, а потом поворачиваясь то на один, то на другой бок, чтобы как можно выше омыть животворной прохладой туловище. Освежившись, она с подозрением оглядела меня и двинулась дальше, успокаивая свой выводок похрюкиванием. Поросята старались потеснее сгрудиться вокруг нее: во-первых, рядом оказалось плотоядное существо — человек, а дальше — и хитрый койот, и оба наверняка не прочь утащить какого-нибудь отбившегося от стаи слишком смелого сосунка. Свинья с поросятами довольно быстро исчезла среди дюн, и текучий песок вновь закрыл источник воды, чтобы профильтровать ее и сохранить чистой для очередного жаждущего. Говорят, свиньи быстро наращивают здесь сало, кормясь желудями и запивая их водой из найденных источников.

Когда-то, еще при первых раскопках, антропологи тут были озадачены находками следов индейских стоянок — осколками кремня, посудой, наконечниками стрел. Там, где нет воды, такого обычно не находят. Удивлялись они до тех пор, пока не обнаружили источники в полуметре под поверхностью сухих сыпучих песков…