Рой Бедичек - Приключения техасского натуралиста

Животные тоже оставили нам свидетельства своего существования миллионы лет назад: следы, отпечатки, лежбища. Но бесконечно выше стоят наполненные глубоким смыслом послания, оставленные человеческой рукой. Памятники человеческому разуму, который еще в тысячу раз более прекрасен, чем сама земля обитания людей.

Вечером я разбил лагерь в долине, в десяти милях к западу от Форт-Дейвиса, намереваясь подниматься отсюда к знаменитой Хижине — площадке лагерных сборов, расположенной на высоте около тысячи восьмисот метров.

Первым животным, с которым я познакомился, оказалась белка. Не рыжая белка Центрального Техаса, живущая вблизи рек и ручьев, и не скалистая белка, обитающая на плато Эдуардс, но наполовину черная и меньшего размера горная белка. Интересно, что подобное же различие в цвете наблюдается и у европейских видов: на севере и западе Европы белки ярко-рыжие, а белки, обитающие в горных районах Южной Европы, отличаются глубоким серым, в черноту, цветом.

Зверек приблизился к моей стоянке после небольшой поверхностной разведки и начал копать норку в трех метрах от раскладушки. Пока я лежал совершенно тихо, белка преспокойно занималась своим делом. Но стоило мне сделать хоть малейшее движение, например, перелистнуть страницу книги — она уносилась прочь и возвращалась лишь тогда, когда большой зверь (коим она, без сомнения, меня считала) опять засыпал.

Когда белка наконец вырыла ямку, куда целиком уходили головка и передние лапки, она стала проявлять больше подозрительности и, время от времени вылезая из норки, оглядывала меня, чтобы убедиться, что я лежу все в том же положении. Иногда она рассматривала меня две-три минуты, прежде чем, убедившись в безопасности, вернуться к своей работе. Нора стоила ей двух дней работы, а затем она стала использовать каждый светлый час для того, чтобы запасать в этом глубоком подземном хранилище маленькие желуди серого дуба, растущего рядом и очень урожайного.

Совершив очередной набег на дуб, она возвращалась с раздувшимися от желудей щечками, что придавало ее мордочке легкомысленное выражение. Еще миг — и белка появлялась из норки уже с разочарованно опущенными щеками. Так она и сновала туда-сюда: мчалась галопом к маленькому дубу, затем взбегала по нему вверх до самых высоких ветвей, чтобы немного покормиться; потом, не спускаясь вниз, перескакивала на дерево повыше, где много раз пробовала разные желуди, прежде чем найти пригодные для хранения. Собрав их, спускалась вниз и другим путем возвращалась к норке. У входа она на миг замирала со смешно раздутыми щеками, долго и внимательно смотрела на меня своими дикими блестящими глазками и наконец ныряла вниз. Маршрут повторялся раз 10–12 за утро.

Считается, что белку часто изгоняет из норки, вырытой ею с таким трудом, самодовольный скунс. Мой друг, профессиональный охотник Росс Грэйвз, много лет ставящий капканы в нагорье Дейвиса, сомневается в этом: крупному скунсу не по размеру небольшая норка горной белки. В нее помещается разве что маленький пятнистый скунс. В летние месяцы у скунса нет недостатка в убежищах вроде крысиных нор, куч хвороста и т. д. В холодную погоду он занимает брошенные норы грызунов, луговых собачек и броненосцев или выкапывает свою собственную. Иногда по ошибке скунс внедряется в жилище койота или даже гривистого волка. Грейвз свидетельствует, что койоты и рыжие волки, бывает, убивают скунса вблизи своей собственной норы.

Горная белка, за которой я наблюдал, предпочитала желуди с самых верхних ветвей. Она пробовала и нижние, но для запасов срывала желуди с верхушки. На соседнем дубе полосатохвостые голуби кормились на самых верхних ветвях, но были вовсе не так разборчивы, как моя белка. Они заглатывали маленькие желуди жадно, без разбора, вместе с чашечкой. Не зря мексиканцы называют их «белло-терос» — желудевники.

Разборчивость горной белки не идет ни в какое сравнение с самой настоящей привередливостью черной белки Центрального Техаса, любимое лакомство которой — орех пекан. Черная белка начинает охоту на них в июле, когда орехи еще плотно запечатаны в скорлупу. В нетерпении отведать любимый плод белка прогрызает зеленую оболочку ореха, доходя до его скорлупы, и горький сок обжигает ее вороватый язык. Тогда она не только бросает испорченный ею орех, но и, словно сердясь, срывает еще два-три других с той же ветки. Лишь один из пятидесяти зеленых орехов белка признает съедобным, но тоже только относительно: она съедает лишь его треть! Однажды в августе я сидел под деревом, на котором кормились две белки. Я засек время: за пять минут эти привереды сбросили вниз сорок шесть орехов!

Когда пекан вызревает, черная белка становится бережливой и делает запасы из хороших орехов. Но Какой урожай уже был испорчен ими! Движения белки поистине напоминают зрителю танец: ее изящные дразнящие прыжки, позы, изгиб хвоста просто восхитительны. Кто же не бросит ей несколько орехов в награду! Но даже ее артистизм не стоит всего урожая, когда пекан продается по сорок центов за фунт.

Я сомневаюсь, что белка как-то соотносит между собой орехи зеленые и спелые. Похоже, когда орехи созревают, ее начинают беспокоить запасы на зиму. Или заготовление запасов — лишь слепой инстинкт? Может быть, во время своих преждевременных набегов она уже ищет среди зеленых орехов пригодные для запасов? Пытается воспрепятствовать другим в подобном поиске, сбрасывая остальные орехи? Если так, то инстинкт соперничества определенно направлен против ее же собственных интересов.

Натуралисты считают, что распространение ореховых деревьев по лесу в значительной степени происходит благодаря белкам, закапывающим плоды в землю. Каждая белка — это маленький Джонни — Яблочное Семечко, и очень может быть, что тщательный отбор ими орехов для закапывания на зиму — та селекция, в результате которой вкус ореха пекан все более приближается к тому, что нужно белке. Между прочим, известно, что белка закапывает орех на оптимальную для прорастания глубину, и садоводы научились у нее этому.

На вершине одного из пиков, в паре миль к западу от Хижины, я впервые встретился с хохлатой куропаткой Монтезумы. По литературе мне известны ее странные выходки — и я должен был знать, чего следует ожидать от нее, но все же она застала меня врасплох. Невозможно предвидеть весь спектакль, который дает эта «сумасшедшая куропатка», когда ее спугивают из укрытия.