Рой Бедичек - Приключения техасского натуралиста

Пища много значит для искусства. Известна привычка Обри Бердслея съедать на ночь фунт сырого мяса — чтобы наутро черпать образы для своих картин из кошмаров ночи. Компетентные физиологи выступают против вегетарианства, ссылаясь на то, что цивилизованные нации и наиболее культурные слои населения чаще всего не отвергают мясо; у вегетарианцев свои сторонники среди ученых. Но кто бы ни был прав в этом споре, обе стороны сходятся на том, что пища стимулирует духовные силы человека.

Как я слышал, скотоводы проводят эксперименты на животных — делают им инъекции, влияющие на железы внутренней секреции, что приводит к необычайно быстрому росту скота за сравнительно короткое время. Заметим, что у людей комплекс подобных симптомов называется слоновой болезнью. Вызывая в животном болезнь, при которой вместо одного фунта мяса нарастает два, можно получить большую прибыль. Если, конечно, стоимость инъекций меньше стоимости кормов. Во всяком случае, такие эксперименты позволяют производить животных столь тяжелых, что они не могут стоять.

Правда, секреты быстрого производства мяса, удовлетворяющего вкусам самых тонких гурманов, открыты вовсе не современным человеком. Путешественники не раз свидетельствовали, что некоторые туземные племена в горных районах Филиппин едят собак. Однако собака слишком мускулиста и жестка. Поэтому производители собак, идущих в пишу, за несколько дней до забоя начинают дубасить их палкой подобно тому, как отбивают бифштекс кухонным молотком. К мяснику животное поступает распухшим до размеров, почти вдвое больших нормы, а мясо его гораздо мягче, чем задумала природа. Правда, никому не известно, как там насчет содержания витаминов и минеральных веществ в собачьем мясе до и после избиения…

Индейки, к счастью, не так страдают. После инкубатора они проводят меньше времени в тесноте отсеков батареи. В месячном возрасте их выпускают в загон, а еще через месяц они переходят на режим свободных индеек.

Однако и здесь человеку необходимо было вмешаться. Для того чтобы индюки, топчущие индеек, не сдирали кожу с их спины, на спину индеек пришиваются подушечки из утиных лапок. Здесь налицо дискриминация по половому признаку. По крайней мере, каждый второй сезон следовало бы нашивать «перчатки» на лапы индюков.

Бенджамин Франклин предлагал объявить индюка национальной птицей Америки вместо белоголового орлана, поедающего падаль. Если бы предложение прошло, возмутились бы первым делом феминистки: из всех птиц и зверей никто не относится к самкам своего вида с большим презрением, чем индюк.

При современной технологии выращивания цыплят курам-несушкам, кажется, не на что особенно жаловаться. Им позволено свободно гулять и кормиться, а в некоторых случаях даже заводить гнездо в кустах. Не позволено лишь садиться на яйца для выведения цыплят, от чего очень трудно заставить их отказаться. Одна хозяйка рассказывала, что единственный способ заглушить этот инстинкт — окунать курицу в холодную воду. Другая советует устраивать пол в курятнике из планок — естественный поддув холодным воздухом снизу быстро снимет «лихорадку насиживания».

Постоянное выведение цыплят в инкубаторе может целиком истребить инстинкт высиживания яиц. Генетикам следует высказать свое мнение по этому поводу. Ведь в конце концов придется вновь отправляться в Индию за дикими цыплятами и вновь приручать их, если нам потребуются куры-наседки.

Кого не затронули напасти механизации — так это петуха. Он продолжает гордо выступать по двору, исполненный древним достоинством хозяина. С величественным презрением ко всем другим существам он носит себя в уверенности, что рожден властвовать. Он выполняет все свои известные испокон веков функции, галантно не замечая или надменно игнорируя огорчения своих кур и деградацию своего потомства. Исполненный сознанием своей собственной значимости, он, видимо, нисколько не сомневается, что солнце поднимается, лишь только он дает ему знак своим бессмертным «Ку-ка-ре-ку!».

Каждый год к концу августа я испытываю лихорадочный приступ тоски по нагорью Дейвиса. Излечить меня может лишь поездка туда на неделю-другую. Расположенное в юго-западной части Техаса к югу от тридцать первой параллели, между реками Пекос и Рио-Гранде, оно состоит из скалистых гор вулканического происхождения, окруженных равниной. Основная горная масса лежит на высоте более полутора тысяч метров и состоит из неровных пиков и хребтов, перемежающихся широкими долинами.

Каждый турист неизменно испытывает радость при въезде туда после утомительного пути, так как нагорье Дейвиса довольно-таки удалено от любого населенного пункта Техаса. Я опробовал все пути.

Если вы едете сюда из Дель-Рио, вас встретит глубокое ущелье, прорытое в каменистых породах нижним течением реки Пекос, да бесполезные пустынные белые холмы. Как сказал мне один ковбой, «они пригодны только для того, чтобы держать окружающий мир». Дорога вьется вокруг раскаленных солнцем холмов вдоль плоскодонных каналов, вырытых потоками, бегущими к реке Рио-Гранде. Наконец где-то между Сандерсоном и Маратоном белые почвы переходят в красные, холмы покрываются зеленью, а воздух становится свежее и прохладнее. Этот путь наименее контрастен.

Дорога с запада, то есть из Эль-Пасо, сначала почти на протяжении ста миль идет вдоль реки Рио-Гранде у подножья иссушенных холмов, но в пределах видимости реки, что смягчает впечатление от пустыни. Наконец, дорога поворачивает между холмов на восток, к Ван-Хорну, и идет на протяжении еще ста миль по пустыне, теперь уже довольно безликой.

Конечно, можно спуститься в нагорье из штата Нью-Мексико, через Гуаделупские горы. Но, оказавшись в них, путник испытывает соблазн остаться в этих красивых местах. Есть еще шоссе № 290, идущее на запад из города Остина, которое проходит по плато Эдуардс до Шеффилда, а затем еще сто пятьдесят миль по местности, типичной для областей за рекой Пекос.

Я предпочитаю дорогу более резких контрастов: по шоссе № 80 до реки Пекос, затем поворот на юг и вдоль каньона Лимпия — в горы.

Заверяю августовского туриста, который воспользуется этим путем, что он прибудет к цели хорошо пропеченным и изрядно уставшим от видов равнин и миражей перед машиной от перегретого асфальта. Вот почему он страшно рад любой перемене пейзажа. И когда он наконец увидит горы, которые сначала примет за кучку облаков, чары нагорья Дейвиса тотчас овладеют им.