Анна Исакова - Ах, эта черная луна!

— Тебе надо вставить зубы, — сказал Юцер.

Наверное, надо было сказать что-нибудь другое. Вскочить, обнять, заохать. Но Юцер сказал то, что пришло ему в голову. Он был очень и очень растерян.

— Ха! — ответил Кац. — Когда будут деньги на бифштексы, начнем об этом заботиться.

— Бифштекс я велю тебе подать сейчас же, — ответил Юцер. — И зубы мы тебе вставим немедленно. Завтра же пойдем к дантисту.

— Ты что же, богатеньким стал? — процедил Леня Кац.

Уничижительный суффикс покоробил слух Юцера. Когда-то Кац с легкостью помогал Юцеру деньгами и просил не смущать его проблемами возврата. Юцер это помнил.

Эмилии было велено подать гостю рубленый бифштекс с яйцом и порезать овощи мелко-мелко. Потом Юцер и Кац долго сидели в креслах друг против друга. Юцер молчал, а Кац рассказывал. От этих рассказов в комнате стало зябко, и Юцер велел затопить печь, несмотря на то, что на улице стоял май.

Потом он попросил Эмилию приготовить гостю постель в комнате, которую занимала Паша, а ее попросил перейти на короткое время в столовую.

Паша принялась охать и стонать. Пришлось перетаскивать в столовую ее любимый диван. Все это заняло много времени. Мали, по счастью, задержалась у Софии. Юцеру не хотелось, чтобы она увидела Каца также внезапно, как он сам. Мали надо было к этой встрече подготовить.

Все устроилось наилучшим способом. Мали пришла домой, когда спал не только уставший от пути и бифштекса Кац, но даже Пашка, навертевшись, накряхтевшись и напричитавшись, заснула беспокойным сном.

Рассказав о Каце и о своем дурацком промахе, Юцер объявил Мали, что накопленные деньги придется отдать на доброе дело.

— Он тебе этого не простит, — тихо сказала Мали.

— Оставь, — возразил Юцер. — Я думаю, он все еще в тебя влюблен. Для него время остановилось. Ему было неприятно слышать о том, что мы живем вместе, что у нас дочь. Боюсь, ему было неприятно чувствовать, что в какой-то мере наша жизнь благополучна. Он дал мне понять, что ты наверняка все еще тайно влюблена в него. За эти страшные годы он придумал такое количество сказок о себе, тебе и о нашей прежней жизни, что я диву давался. Но сдержался и ни разу его не поправил.

— Он тебе этого не простит, — повторила Мали.

— А я бы не простил себе, если бы не использовал случай вернуть старые долги.

Получив новые зубы, Леня Кац стал улыбаться часто. Мали его улыбка не нравилась.

Не нравилось ей и то, что Кац не ищет ни работу, ни квартиру, заказывает себе блюда у Эмилии и в отсутствие Юцера располагается за его письменным столом.

Юцер отмахивался от Малиных жалоб. Он велел Эмилии исполнять все причуды гостя. Мали же старалась поменьше бывать дома, а находясь в доме, страдала мигренями и в разговорах участия не принимала.

Как-то Юцер вернулся домой раньше, чем ожидалось, и нашел Каца роющимся в ящиках письменного стола.

— Неподобающее занятие, — сухо заметил Юцер. — Не пора ли тебе знать честь?

— А мне негде жить, — безмятежно ответил Леня Кац, — у тебя же есть лишняя комната.

— У меня нет ничего лишнего, — спокойно ответил Юцер. Было видно, как он старается не потерять самообладания.

— Не пыли, — усмехнулся Кац. — Я нашел у тебя в столе несколько интересных бумажек. Впрочем, кое-какие вещи мне известны и с твоих слов. Например, история некоего автобуса. И соображения относительно качества нашей дорогой власти. Пропиши меня в лишней комнате, и все это останется между нами.

— Я подумаю, — ответил Юцер.

— Даю тебе сутки на размышление, — улыбнулся Леня Кац.

Проходя мимо застывшей у комода Мали, он обхватил ее за талию, и зажмурился.

— Все еще душиста, — пробормотал и вышел вон.

— Что делать? — растерянно спросил Юцер.

— Следовало бы спросить: «Чего не надо было делать»! — зло ответила Мали и кинулась к входной двери. Юцер ждал, что она вот-вот вернется, но Мали пришла лишь под утро.

Юцер был уверен, что знает, где она была.

— Как жить после этого? — спрашивал он себя.

А Леня Кац исчез, и в городе его с тех пор не видели.

Юцер долго мучился неведением, и наконец случай позволил ему задать не выходивший из головы вопрос.

— Как ты мог подумать, что я пошла к этому подонку, чтобы выкупить тебя у него своим телом? — возмутилась Мали.

— А что именно ты делала всю ту ночь? И куда исчез Кац?

— Всю ту ночь мы с Софией искали Зиновия Кульчинского. Пришлось ехать в Неменчины, там он прописан.

— Кульчинский?

— Кульчинский. Тот самый, который был счетоводом в фирме папаши Каца.

— Тот самый, кто обокрал Каца-старшего и сел за это в тюрьму?

— Так говорили. Зиновия не пришлось уламывать долго. Леню он ненавидит. Видишь ли, Зиновий никаких денег не крал. Их взял Леня, и я об этом знала. Еще я знала, что Зиновий поклялся сгноить Леню или до конца Лениной жизни не давать ему покоя.

Зиновий повел нас к одному человеку, который спал с Кацем, как он говорит, на одних нарах. Тот нам кое-что порассказал. Зиновий прибавил кое-что от себя. А потом мы поехали к официантке Тоне. Там обнаружился пьяный Кац. Увидев Зиновия, он тут же протрезвел. Мы рассказали твоему другу кое-какие детали из его жизни. А потом я сказала ему, чтобы убирался, пока не поздно, потому что к одиннадцати утра мы с Зиновием идем с отчетом в Нехороший дом.

— Шантаж… — грустно отметил Юцер.

— Ответ на шантаж. И не буду повторять: «Я тебе говорила». И не буду упрекать за деньги, бессмысленно выброшенные на золотые зубы Каца.

История с Кацем разбередила Мали душу. Она стала еще более грустной и задумчивой, чем обычно.

Мали не то чтобы стояла на голове. Она свисала с потолка заледеневшей сосулькой. От этого в доме стало холодно и неуютно, несмотря на солнечный май и большие букеты сирени, кое-как распиханные по вазам. Распихивал их Юцер. Он же и приносил эти букеты. Обычно, когда дом был полон цветов, Мали порхала над ними, опускаясь то к одному, то к другому, чтобы поправить веточку, выровнять стебелек или добавить к букету ленточку. Сейчас она к цветам не прикасалась. Устало молчала, зябко ежилась, и ничто не могло ее разморозить.

И вдруг букеты ожили. Юцер увидел в них перемену, как только вошел в дом. Они поменяли вазы, располагались в них привольно и прихотливо, с удовольствием отдавали запах и чувствовали себя очень хорошо.

Мали сидела в кресле, закинув ногу на ногу, легкая и красивая, как никогда, и вдохновенно орудовала пилкой, затачивая ногти.

— Я решила поехать в бывшее имение, — сказала она, не сводя глаз с ногтей.

— Ты уверена? — осторожно спросил Юцер.

— Более чем. Мне просто снится, как я катаюсь по нашему озеру на лодке.

— Бог знает, как там теперь все выглядит.

— Бог, несомненно, знает. А я узнаю, когда приеду. Мне удалось разыскать телефон Марии. Представляешь, у нее там есть большой дом, она сдает комнаты на лето, и у нее есть телефон.