Али Смит - Лето

Помнишь детей? Мальчика, который по уши в тебя влюбился?

Он прислал записку: « Дорогой мистер Глюк, я подумал, возможно, вам понравится небольшой подарок из прошлого. С наилучшими пожеланиями от вашей сестры, Роберт Гринлоу ». Скрипочка и впрямь – загляденье. Дэниэл не может вспомнить, о чем речь, но скрипка ему очень нравится, он от нее в восторге. Она лежит рядом с ним на кровати. Но я уверен, мать и отец мальчика не знают, что он ее прислал. У тебя есть их электронка или почтовый адрес? Нам нужно у них уточнить».

Шарлотта перечитывает эсэмэску.

« С наилучшими пожеланиями от вашей сестры, Роберт Гринлоу ».

Шарлотта улыбается.

Протягивает руку и включает свет рядом с кроватью.

Вот что она помнит о том, как отвозила эту семью в гостиницу, где все они остановились, сразу после посещения мистера Глюка.

Мальчик: Почему он назвал камень ребенком?

Мать: Он старый. Старики выживают из ума.

Мальчик: Мне совсем не показалось, будто он выжил из ума.

Мать: Он настолько выжил из ума, что принял тебя за девочку.

Девочка: Ты – и похож на девочку .

Мальчик: Просто он на минуту принял меня за кого-то знакомого, вот и все. Девочка или мальчик – это не главное. Он не был выжившим из ума, когда мы говорили об Эйнштейне.

Шарлотта: Когда вы говорили с ним об Эйнштейне?

Мальчик: Он знает кучу всего про Эйнштейна. Он знает о том, что Эйнштейн в детстве играл на скрипке, и он знает, что Эйнштейн очень любил Моцарта. И он рассказал мне, что «Эйнштейн» означает по-немецки. Это не просто фамилия, а два слова. Это означает буквально «один камень» или «какой-то камень». Ну и потом мы поговорили об эйнштейновской теории камня, и об этом он тоже знает.

Шарлотта: Что за эйнштейновская теория камня?

Мальчик: О том, что реальность не такая, какой мы ее видим или какой она представляется, и это можно доказать. И о том, что наш разум очень восприимчив и мы постоянно что-то выдумываем про реальность – выстраиваем геометрическую фигуру из разноцветных камней и считаем их. Потом прибавляем еще камней, да? Но когда снова их пересчитываем, то будто ничего и не прибавляли, поскольку их количество на вид составляет в сумме столько же, сколько и раньше.

Мать: Теперь и у меня ум за разум заходит.

Мальчик: А еще мы говорили о том, как встречаются частицы, в смысле, когда две частицы встречают друг друга , и как в обеих что-то меняется. И после этого, даже если частицы совсем далеко друг от друга, когда меняется одна, меняется и другая.

Девочка: Ну да, как когда Артур встретил Элизавет. Господи. Кто-нибудь еще видел?

Мать: Ох, я видела.

Девочка: Шарлотта, вы видели?

В тот день в той комнате со стариком в постели, бодрым и обаятельным стариком, который, кажется, не помнил матери Арта, но взял Арта за руку и не хотел ее отпускать, Шарлотта увидела, как женщина по имени Элизавет увидела Арта.

Шарлотта увидела, как Арт увидел женщину.

Ну, – сказал Арт в постели в ту ночь в Саффолке, – потому что у нас… у нас много общего.

Это не было ответом на вопрос, который задала Шарлотта. Она ничего не говорила. Он просто попытался объяснить или высказать что-то вслух, вообще-то скорее для себя, чем для нее. Но она почувствовала, поняла, что должна спросить, должна поддержать общение. В общем, она так и сделала.

Например? – сказала она.

Ну, для начала, мы оба выросли без отца, – сказал он.

Шарлотта легла на спину и посмотрела на гипсовое украшение вокруг светильника на потолке. Фрукты и цветы вокруг источника света.

Каково это?

Это просто… ну, как надо, – сказал он.

Как надо, – сказала она.

Будто у меня перед глазами открылась широкая перспектива с небом на много миль над каким-то летним пейзажем, – сказал он.

Угу, – сказала она. – Как надо.

Будто… я просто… знаю, – сказал он.

Просто знаешь что? – сказала Шарлотта.

Я должен быть с ней, – сказал Арт.

Как раньше ты говорил, что знаешь про меня? – сказала Шарлотта.

Ой, – сказал Арт. – Я всегда знал, мы оба всегда знали, что я преувеличивал, когда думал так про нас.

Верно, – сказала Шарлотта.

Я не преувеличиваю, когда речь идет о ней, – сказал он. – Тут совсем по-другому. Это невероятно. Это потрясающе. Это чудесно. Это просто… ну, есть. Ты куда? Уже полдвенадцатого. Зачем ты одеваешься?

Просто охота прогуляться или типа того, – сказала она.

Хочешь, чтобы я тоже пошел? – сказал он.

Нет-нет, все нормально, – сказала она. – Просто охота немного проветриться.

Ты берешь ключи от машины? – сказал он.

Может, прокачусь, – сказала она.

Ты надолго? – сказал он.

Нет, – сказала она.

Когда, покатавшись, она вернулась, постель была пуста. Она была еще теплой после него, когда Шарлотта в нее залезла.

Он оставил записку на ее сумочке.

«Я у Элизавет. Заберешь машину завтра. Вернусь домой, когда разберусь, где я и что я делаю».

Полтора месяца спустя, целую жизнь спустя, Шарлотта сидит в луче света и перечитывает эсэмэску о скрипке.

Шарлотта хохочет при воспоминании.

Мальчик. Мальчик, который приклеил стекло к руке сестры, чтобы сестра разбила его и порезалась.

Шарлотта вспоминает, как он сказал, когда они проезжали мимо маяка по пути в гостиницу, что у Альберта Эйнштейна однажды возникла идея о том, что период принудительного одиночества – вроде того, что ежедневно переживают на работе смотрители маяка, – был бы полезен для молодых людей с научными или математическими наклонностями, поскольку давал бы им возможность непрерывно творить.

Не верьте всему, что он говорит, – сказала его сестра Саша.

Это правда, – сказал мальчик. – Эйнштейн говорил это. Он выступал с речью в Альберт-холле, тогда-то это и сказал.

Ну-ну, – сказала сестра. – Шар лот та, Роберт хочет рассказать вам все об Эйн штейн е.

В октябре 1933-го, – сказал мальчик. – Я могу это доказать. Могу. Это есть в книге. Книга у меня с собой.

Шарлотта помнит, что книга и впрямь была у него с собой. На самом деле у него с собой не было ничего, кроме книги.

В тот вечер мать рассказала им в пабе гостиницы, когда они ужинали, что сын не положил в дорожную сумку ни пижамы, ни зубной щетки. Там лежала только книга об Альберте Эйнштейне.

Ну да, ведь он путешествует налегке, – сказала сестра. – В буквальном смысле: легковесно.

В этот момент оба ребенка, которые яростно спорили обо всем на свете, с удовольствием рассмеялись над шуткой, и это был такой заразительный восторг, что все в ресторане обернулись к их столику, но не так, будто желали, чтобы они вели себя потише, или считали это поведение навязчивым, а так, как если бы некое душевное происшествие объединило целый зал незнакомых людей.

Шарлотта садится в кровати.