Али Смит - Лето

Шарлотта встает с кровати.

Отставляет стул от двери. Открывает дверь. Смотрит вниз.

У нее под ногами – миска супа.

Ее оставила здесь Айрис, наверное, часа два назад.

Но в супе еще сохранилась чуточка тепла.

Шарлотта садится на порог.

Суп и впрямь вкусный.

Когда в тот вечер Шарлотта спустилась на первый этаж гостиницы, не представляя, что с собой делать, не представляя, куда бежать и где она в итоге окажется, зная лишь, что должна найти собственный путь или никакого пути не будет, она увидела, что семья Гринлоу все еще сидит в ресторане, точнее, в пабе.

Грейс писала кому-то эсэмэску или читала что-то на телефоне. Дети, разумеется, спорили.

Сигнализирует о добродетельности, – сказал мальчик.

Уж точно лучше, чем сигнализировать о коррумпированности, – парировала девочка. – Мне хочется и мне нужно столько же языков, сколько у меня личностей. Тебе, кстати, тоже.

Мне нужен только английский, – сказал мальчик. – Нуждаться в чем-то или знать что-то еще – это непатриотично.

Марионетка, – сказала девочка. – И так во всем.

Что так во всем? – сказал мальчик. – Сама ты марионетка. Ты скруджиха. Ханжа. Заткнись.

Дебил, – сказала девочка. – Судя по тому, что ты считаешь это собственной инициативой и воображаешь, что так безопаснее. О, привет, Шарлотта.

О, – сказал мальчик. – Привет.

Шарлотта села за стол. Грейс кивнула ей, а затем на полупустую бутылку.

Угощайтесь, – сказала она.

Если откажетесь, она выдует всю бутылку, – сказала девочка.

Я на отдыхе, – сказала Грейс. – У взрослых так принято.

Ну да, у некоторых взрослых, – сказала девочка.

Я не буду, но спасибо, – сказала Шарлотта.

Она тряхнула ключами от машины.

Уезжаете? – сказал мальчик.

Возможно, – сказала Шарлотта. – Посмотрим. А вы из-за чего поцапались?

Ничего мы не цапались, – сказал мальчик.

Цапались, – сказала девочка. – Сначала он рассказал мне, что опарыши умеют подпрыгивать в воздух, и меня чуть не стошнило.

Они умеют, – сказал мальчик. – Они умеют кувыркаться в воздухе, подскакивая в тридцать раз выше собственной длины. Типа акробатиков.

Потом он сказал, что больше нет смысла учить разные языки других стран, – сказала девочка.

Что, типа французского и немецкого? – сказала Шарлотта.

И даже языки нашей родной страны, – сказала девочка. – Типа валлийского. Типа как Эшли разговаривает.

Языки, – сказала Шарлотта, – не существуют по отдельности. Они похожи на семью. Все постоянно друг друга подпитывают. Изолированных языков не бывает.

Мальчик покраснел.

Ну, я просто побыл адвокатом дьявола, – сказал он. – Вообще-то я так не думаю. В точности я считаю другие языки клевыми. Просто не хотел, чтобы она думала, будто обладает монополией на… на…

На что? – сказала девочка.

На меня, – сказал он.

Он уставился на ключи от машины на столе паба.

Мы завтра уезжаем очень рано, – сказала Шарлотта. – Вы еще не встанете. Часов в шесть.

Точно не встанем, – сказала Грейс.

Ох, – сказал мальчик.

Ну и я собиралась лечь спать, – сказала Шарлотта, – но тут меня осенило. Ведь мы еще не побывали там, куда ты, Роберт, хотел попасть.

Эйнштейновское место? – сказал Роберт. – Правда?

Зависит от пары вещей, – сказала она. – Во-первых, согласится ли ваша мать вас двоих отпустить, ведь уже десять минут одиннадцатого, довольно поздно для любой поездки. И во-вторых, насколько далеко это вообще отсюда?

Вы собираетесь ему потакать? – сказала Саша.

Если это не далеко, – сказала Шарлотта, – любой бы захотел съездить.

Роберт аж подскочил, чуть не опрокинув свой стул. Выбежал из паба, и они услышали, как он затопотал вверх по деревянной лестнице к номерам.

Я не поеду, – сказала Грейс. – Меня вычеркивайте. Я целиком посвящу себя общению с Валь здесь.

Подруга у вас в телефоне? – сказала Шарлотта.

Валь Поличелла, – сказала Грейс. – Как твоя рука, Саша?

Так же, как последний раз, когда ты спрашивала, – сказала Саша.

Мы сменили повязку, – сказала Грейс. – А то замызгалась.

Саша вытянула руку, чтобы Шарлотте было видно.

Болит? – сказала Шарлотта.

Только когда Роберт об этом спрашивает, – сказала Саша. – Тогда очень, очень сильно болит.

Он может поехать, если ты поедешь с ним, – сказала Грейс.

В жизни не поеду, – сказала Саша.

Роберт ворвался обратно в зал, размахивая раскрытой книгой. Он с такой силой швырнул книгу на стол, что бутылка вина покачнулась.

Рафтонская пустошь, – говорит Шарлотта. – Я правильно произношу?

Раффтон, – говорит Саша. – Роутон. Жаль, никто за этим столом не умеет говорить по-английски.

Для того чтобы туда поехать, не нужно знать, как это произносится , – сказал Роберт.

Мама говорит, ты не сможешь поехать, если я не поеду с тобой, а я в жизни не поеду, – сказала Саша.

Роберт, ты же знаешь, это пустошь, – сказала Грейс. – Ты же знаешь, там не на что смотреть. Будет темно. Куча кустов и деревьев в темноте.

Все равно, – сказала Шарлотта. – Потом можно будет сказать, что побывал там.

Но только если я скажу, что поеду, – сказала Саша. – А я не поеду.

А вы знаете, что мой младший брат по уши в вас влюбился? – сказала она из-за спины Шарлотты, занимавшей водительское сиденье, полчаса спустя, когда они остановились на обочине с серебристой в свете фар травой, чтобы Роберт помочился на живую изгородь.

Голос у Саши был серьезный.

Он очень ранимый, – сказала она.

Шарлотта включила лампочку над зеркалом заднего вида и оглянулась на Сашу.

Когда я была немного младше тебя, – сказала Шарлотта, – у меня была американская кузина, которая приехала погостить. Думаю, она до сих пор у меня есть где-то на свете, но я не знаю где, ни разу с тех пор ее не видела. Она приехала к нам в гости на лето. Кузина была на семь лет старше меня, мне было десять. И мне она показалась величайшим достижением человечества, самым интересным человеком, которого я встречала. И она об этом знала. И была добра ко мне… Позже мои отец с матерью всегда вспоминали ее приезд как что-то кошмарное, а моя кузина была для них эпатажной и проблемной, она возвращалась домой в четыре утра из ночного клуба в городе, вся в засосах, и за эту оторву им страшно было нести столь большую ответственность. Много лет я слышала, как они говорили о ком-то и тех кошмарных неприятностях, которые этот кто-то им доставил, и даже не представляла, что они имели в виду мою кузину. Лишь с годами я поняла, о ком они говорили, когда все это вспоминали. О моей гламурной доброй прикольной кузине. Сейчас мне кажется, то, что она была добра ко мне, радикально изменило всю мою жизнь.

Угу, – сказала Саша, словно подразумевая «я слушаю».

Если человек считает, что он тебе нравится, – сказала Шарлотта, – все может пойти так или этак. Когда тебе кто-то нравится или когда нравишься ты, в этом много борьбы за власть. Такая мощная связь – это шанс сделать мир для кого-то больше. Или меньше. Это всегда выбор, который у нас есть.