Анна Бессмертная - Блаженны нищие духом

На следующий день они встретились в центре и опять бродили, сидели в кафе, и Ани мучалась от мысли, что, скорее всего, у него нет достаточно денег, а он тратится и тратится, и она не может ничего с этим поделать, потому что он ни за что не позволит ей платить. А он уже на завтра приглашает ее в Третьяковку показать его любимые картины. Она пыталась что-то придумать, найти какой-то выход из сложившейся неловкой ситуации, но в голову ничего не шло, кроме мысли: «Это мой будущий муж».

Кое-где в тени еще лежал грязный снег, но по солнечным пригоркам весна уже рассыпала желтые веснушки мать-и-мачехи, как ненормальные, галдели дерущиеся из-за кусочков булки воробьи, южный ветер пах землей и травой.

Они встречались каждый день, привыкая друг к другу, трудно переходя на «ты», преодолевая барьеры, но уже не могли даже допустить мысли, что все может вдруг рухнуть и они потеряют друг друга. Им хотелось, чтобы время шло быстрее, чтобы, наконец, произошло это бракосочетание, после которого не будет пути назад. Однажды Ани сказала Андрею, что назавтра они не увидятся, потому что в школе будет вечер, на котором должны выступать ее ученики. Андрей воспринял это ужасно. Ему показалось, что перед ним разверзлась земля, и что это — конец. В груди что-то болезненно сжалось в комок, и мир потерял краски. Он вдруг отчетливо увидел, что последнее время жил на каком-то совершенно ином уровне, светлом, просторном, солнечном, но неимоверно хрупком, и достаточно было какого-то малого события, чьей-то воли, чтобы опуститься туда, где были валюшки, жэки, инстанции, помойки, и что оттуда второй раз ему уже не выбраться. Ани уговаривала его, тормошила и тайно ликовала.

Вечер в школе прошел просто блестяще. И в конце, когда под бурные аплодисменты ее попросили подняться на сцену к ученикам, импозантный родитель преподнес ей роскошный букет цветов. Домой она вернулась в приподнятом настроении и, ставя букет в вазу, подумала о том, что будет всегда держать цветы в гостиной.

Телефонный звонок прозвучал резко и неприятно. Звонил Жерар.

— Я уже несколько часов не могу до тебя дозвониться.

— Я только что вернулась. Как дела, Жерар?

— Я как раз по этому поводу и звоню. Ани, на какое-то время надо наши дела законсервировать.

Ани похолодела:

— Как это — законсервировать? Я ничего не понимаю. Что-то случилось?

— Случилось. Но это не телефонный разговор. Все может сорваться. Поэтому ты пока не предпринимай никаких опрометчивых шагов.

— Жерар, но мы же уже подали заявление…

— Ани, это совершенно не значит, что ты обязана теперь выходить за него замуж. Тут кое-что произошло, и вся наша затея может рассыпаться.

— Но… как же…

— Послушай, мне очень жаль, но в любом случае твои хлопоты будут оплачены по возвращении. Об этом не беспокойся. Я тебе обязательно позвоню, когда все прояснится. Прошу только: никаких активных действий. И на всякий случай тактично подготовь почву для отступления.

— Господи… все так плохо?

— Хуже не бывает. Но мы будем предпринимать кое-какие шаги. Может быть, еще сможем что-то сделать. Очень плохо слышно. Ты поняла, что я сказал?

— Я поняла.

— Все. Жди звонка. Пока.

— Пока… — ответила Ани уже коротким гудкам.

Люк и Жерар долго ломали голову, в чем же была их ошибка с Немцем. С одной стороны, уязвимых мест было достаточно, а с другой — вроде бы они рассчитали все точно. И тем не менее визит самого Немца в офис к Люку был настолько неожиданным, настолько непредсказуемым, что моментально выбил почву из-под ног. Когда Люку из приемной доложили, что к нему пришел и хочет поговорить Иоганн Хофер, у него задрожали пальцы. Он бросился звонить Жерару, но ни по одному телефону его не нашел. Он взял себя в руки, «сделал лицо» и пригласил Немца в свой кабинет.

— Какая честь для нас! Прошу вас, господин Хофер!

Маленький седенький благостный старичок с достоинством кивнул Люку, пробормотав что-то в ответ на приветствие, вошел, сел в предложенное кресло и не мигая уставился на Люка. Повисло молчание.

— Итак, чем могу быть вам полезен, господин Хофер?

Немец оторопело вскинулся, застыл, а потом засмеялся. Смеялся он долго, весело и так заразительно, что в ответ ему засмеялся и Люк.

— Нет, все-таки, чем обязан и чем могу быть вам полезен? — повторил он свой вопрос.

Немец досмеялся, помолчал и потом скрипучим голосом произнес:

— Ох, вы меня насмешили… «Чем могу быть полезен»… Я — старый, больной человек. И очень богатый. У меня нет родни, и, стало быть, нет даже наследников. Все, что я имею, после моей смерти разойдется по музеям. То есть моя коллекция, самое для меня дорогое, попадет в чужие руки. Мысль об этом так долго отравляла мою жизнь, что я потерял к ней интерес. А вы мне его вернули.

Люк лихорадочно соображал, как себя вести. Такой вариант развития событий они с Жераром не предусмотрели, и теперь ему надо было одному решать, какую выбрать линию поведения: делать вид, что он не понимает, о чем идет речь, или же идти ва-банк и попытаться договориться с Немцем полюбовно. Загвоздка была в том, что он не знал, с чем конкретно пришел Немец. Надо было всеми силами и средствами оттянуть время и попытаться уловить хоть какой-нибудь намек, чтобы действовать дальше. Он удивленно поднял брови.

— Ооооо… — затянул Немец, — вот только не надо делать вид, что вы не понимаете, о чем я говорю.

— Но я действительно…

— Больше всего на свете ненавижу, когда из меня пытаются сделать идиота. Знаете, — жестко и четко заговорил Немец, — я сейчас выложу свои карты на стол и покажу вам, что выиграю, не зная ваших, а только догадываясь о раскладе. Мне даже, извините, плевать на свою репутацию. Мне плевать на вашу мышиную возню. Мне интересно… Я хочу видеть эти картины. И вы мне их покажете в понедельник. И если они того стоят — вперед! Можете в дальнейшем официально ссылаться на меня. Но если нет, то я вас уничтожу. И если вы мне их не покажете, я решу, что вы побоялись это сделать, и тоже вас уничтожу. Буду краток…

— Но почему вы решили, что я имею какое-то отношение к…

— Буду краток, — повторил Немец, игнорируя слабые попытки Люка оттянуть время. — В воскресенье вечером я жду вашего звонка с приглашением. В восемь. Позже вы меня не застанете. — Немец улыбнулся. — Если его не будет, в понедельник я начинаю войну. — Он встал и уже совершенно другим тоном, любезным, почти елейным, закончил разговор: — На этом разрешите откланяться. Было очень приятно с вами пообщаться. Всего вам доброго. Надеюсь, мы с вами еще не раз увидимся.

Люк вскочил, засуетился, провожая Немца до двери, и, закрыв ее, как лев, рванулся к телефону. Через два часа они с Жераром уже обсуждали случившееся в маленьком полупустом ресторанчике. Очевидно было одно: дело висело на волоске. Они оказались в глупейшем положении и теперь были полностью в руках у Немца. Анализируя по сотому разу его краткую речь, они пришли к выводу, что деньги ему не нужны, а просто самолюбивый старик разъярен, что им, или его именем, пытались манипулировать за его спиной, и теперь он в отместку устроит показательную порку. Завтра пятница, в их распоряжении один день, что-либо предпринимать в субботу-воскресенье было практически невозможно, да и что предпринимать… Варианты отметались один за другим. Скорее всего, Немец уже предупредил журналистов о том, что в понедельник хочет сделать сенсационное заявление. Оставалось только одно: звонить ему в воскресенье и приглашать на просмотр. Оба чувствовали себя нашкодившими щенками, застуканными суровым хозяином на месте преступления. Утешало только одно: слава богу, хватило ума на предварительном этапе минимизировать затраты.