Владимир Мазурин - Дурные деньги

— А я тебя искать ходил, — говорил Степан и все гладил мальчика по голове. — Где ты был?

— Мы с Петькой на реку ходили… рыбу удить…

— Что же ты ничего не сказал мне? Я ведь не знал, на что и подумать.

Алешка всхлипнул, промолчал.

— Ну, ладно, ладно, — успокоил его Степан. — В следующий раз скажи мне, если далеко куда соберетесь.

Алешка затих, присмирел. И все вокруг замерло, угомонилось. Кузнечики оглашали тишину уходящего лета сухим непрерывным звоном.

В конце августа в дом к Степану Гущину зашла учительница, средних лет женщина. В стертой, невыразительной ее внешности ничего не было от профессии учителя. Однако недаром говорят, что внешность обманчива. Надежду Дмитриевну в деревне крепко уважали за терпеливую, бескорыстную привязанность к детям. Приехала она из города, привезла с собой девятилетнюю дочь, которую учила вместе с деревенскими ребятишками. Поговаривали, что муж Надежду Дмитриевну бросил, после чего она и уехала в деревню.

Учительница поздоровалась, подсела к столу и развернула перед собой какую-то тетрадку.

— Алексей Белобородов, восемь лет, второй класс, — прочитала она и поставила в тетради галочку.

— Так, — коротко подтвердил Степан. Он не знал, как вести себя с учительницей.

— Сбор тридцатого, ровно в десять, — предупредила Надежда Дмитриевна. — Приглашаем и вас, Степан Иванович, обязательно приходите вместе с внуком.

— Так, так, — отозвался Степан, все время ощущая внутреннюю напряженность.

Алешка стоял здесь же, в комнате, и, видимо робея перед учительницей, молчал.

— Хочется тебе в школу? — спросила его Надежда Дмитриевна.

— Да, — слабым от волнения голосом ответил Алешка.

— Вот и хорошо. Учебники, тетради получишь в школе после переклички, — пообещала учительница, поднимаясь из-за стола. — А дедушку обязательно возьми особой.

— Ладно, — кивнул головой Алешка.

На следующий день они ездили в райцентр покупать школьную форму. Чтобы успеть на утренний автобус, поднялись пораньше. Шли через всю деревню — с одного конца на другой. Встречные спрашивали: «Это куда в такую рань?»

— Да вот, — отвечал Степан, останавливаясь ненадолго, — в район надо съездить. Парнишке скоро в школу идти.

— Так, так, — говорили встречные, — дело нужное.

На автобусной остановке по причине буднего дня народу собралось немного — человек пять-шесть. Степана с мальчишкой встретили с нескрываемым любопытством, которое в деревне зазорным не считается. Авдотья Головкина, порывшись в плетеной корзинке, — на базар, видимо, собралась торговать — достала огромное белое яблоко и протянула его Алешке:

— На-ко вот, поешь.

Алешка, помедлив, яблоко взял, сказал спасибо.

— Умница, — погладила его по голове Авдотья.

Мальчик отошел в сторонку и стал есть яблоко — уж больно вкусным оно было.

— Ведь вот она какая, человеческая-то жизнь, — вздохнула Маня Ерекина. — Много ли человек пожил, а сколько всего натерпелся.

— У нас не пропадет, нет, — отозвался из глубины дощатой ожидалки Федор Горячев, человек убежденный, не знавший никогда никаких сомнений. — У нас для детей ничего не жалеют. Они у нас — привилегированный класс.

— Класс-то классом, — отозвалась Софья Малкова, бабенка невысокая, бойкая. — А мать с отцом никто не заменит, никакой класс.

— Тут я не спорю, — ответил ей Федор. — Только уж если случилось несчастье, у нас человек не пропадет.

Степан присел рядом с ожидалкой на бревнышко. Его спросили:

— Мать-то хоть вспоминает? Дедушку с бабушкой?

Алешка поднял палку и, уйдя подальше, стал рисовать что-то на земле. Степан посмотрел на него, ответил уклончиво:

— Да ведь как не вспоминать…

О самом больном они с Алешкой никогда не говорили. Вырастет, думал Степан, сам все поймет, а пока малой, не горем надо жить — радостью.

— А тебя как называет? — громким шепотом спросила Маня Ерекина.

— А дедушкой и называет.

— Вона как! — одобрила Авдотья Головкина и снова полезла в корзину за яблоком. — На-ко вот, угостишь его.

— Да есть у нас яблоки-то, полон огород.

— Таких, как у меня, ни у кого нету. Покойный Лександра сажал…

Александр Головкин слыл при жизни искусным садоводом. Степан взял яблоко, положил в сумку — угостит Алешку, когда тот проголодается или пить запросит. Таким яблоком и наешься и напьешься сразу.

— Уж больно хорош мальчишка-то, — продолжала Авдотья. — В мать, наверно, уродился.

— В мать, — поддержала ее Софья Малкова. — Глаза материны, большие, и нос и лоб ее.

— И характером-то в них, видно, в Бурковых, — присоединилась к Софье Маня Ерекина. — Уж больно хорошо они жили, согласно.

— Что верно, то верно, — откликнулся Федор Горячев, — жили хорошо. Только вот для себя они жили.

— А ты для кого живешь? — Маня Ерекина с вызовом. — Для чужих, что ли?

— Не для чужих, для людей. Люди друг другу не чужие.

— Вот я и говорю: согласно они жили, душа в душу. А то, бывает, жена с мужем живут, а хуже чужих.

— Бывает, — согласился Федор. — Только я не про то.

— Знаем тебя, тебе бы только с лестницы говорить.

— С какой еще лестницы?

— А по которой на крышу залезают…

Неизвестно, куда зашел бы разговор, но в это время из-за поворота показался автобус. Все стали готовиться к посадке. Степан подошел к Алешке, взял его за руку.

— Пойдем, сынок. Автобус идет.

До райцентра было полчаса езды. Общего разговора никто уже не затевал, ехали молча. Поселок открылся впереди сразу, едва автобус взлетел на асфальтированный пригорок. Резанула глаза белая остроконечная башня церковной колокольни. Около нее и вышли из автобуса. Тут же, рядом, на бывшей торговой площади, скучились магазины.

Через стеклянную дверь Степан и Алешка вошли в стеклянное здание универмага. Осмотрелись. Народу было не очень много, у прилавков не толпились. Слева от входа на открытых вешалках висела одежда.

— Девушка, — обратился Степан к продавщице, — нам бы форму школьную…

— В самом конце, — кивнула девушка и отвернулась, моментально потеряв интерес к покупателям.

Степан немного растерялся, не поняв, куда им нужно идти. Выручил Алешка.

— Это там, дедушка! — И потянул Степана за руку.

— Размер? — спросила продавщица в ответ на просьбу Степана.

И опять он растерялся, не зная, что ответить продавщице.

— Что же вы, гражданин, идете покупать форму и не знаете размера…

Продавщица смерила Алешку быстрым взглядом.

— В какой класс идешь?

— Во второй.

— Примеряйте.

Продавщица небрежно бросила на деревянную тумбочку сорванный с вешалки костюмчик мышиного цвета. Степан взял в руки пиджачок и стал надевать его на Алешку.

— Идите в кабину, — услышал он голос продавщицы.