Владимир Мазурин - Дурные деньги

Новые заботы появились теперь у Степана. Начинались они, когда Алешка возвращался из школы. Перекусив, он бежал гулять, а Степан доставал из портфеля его тетради и дневник и подолгу разглядывал их, вникая в то, что там написано.

Вечером они вдвоем садились делать уроки. Вернее, делал уроки Алешка, толково разбираясь в грамматических правилах и арифметических действиях. Степану же оставалось только удивляться его осведомленности и сообразительности.

Однажды Алешка передал Степану записку, написанную четким, красивым почерком. Это было приглашение на родительское собрание. Степан разволновался так, что у него руки начали дрожать, а в глазах появилась непрошеная резь. Записку он бережно сложил и убрал на полку, а ночью все никак не мог уснуть. «Уважаемый Степан Иванович!» — снова и снова возникали в памяти красиво выведенные слова. Не верилось, что они адресованы ему.

На следующий день Степан достал из сундука самую лучшую свою одежду, начистил как следует кожаные, старой еще выделки сапоги. На улице встретил Анну Сереброву, и до школы они шли вместе.

— У меня хоть и в третьем классе, — жаловалась Анна на Петьку, — а ума не прибавилось ни вот столечко. Учи не учи, а уж если заботы нет об учебе, ученье впрок не пойдет.

— Мальчишка он хороший, — защищал Петьку Степан. — В жизни много значит, какая душа у человека…

— Полно-ка, на душу-то сейчас не больно глядят. Сейчас аттестат подавай, диплом, а там про душу-то ничего не сказано.

— Вот вырастет, — успокаивал Степан женщину, — тогда и поймет что к чему, тогда и за ум возьмется.

— И не дождешься, когда они вырастут…

В полутемном, гулком коридоре школы не было ни души. Ближняя боковая дверь открылась, Надежда Дмитриевна пригласила пришедших в класс.

— Вы у меня первые, самые дисциплинированные, — сказала она.

Вскоре подошли и другие родители, расселись по партам.

— Ну что ж, начнем, — объявила Надежда Дмитриевна и оглядела собравшихся. — Ругать я вас не буду, а поговорить нам есть о чем. Дети у вас хорошие, но им нужна ваша помощь. Здесь они все у меня под присмотром, с каждым я успеваю отдельно позаниматься. А дома? Спрашиваю одного: «Папа с мамой помогают тебе делать уроки?» — «Нет, — отвечает, — я один…» И вот вам результат такой самостоятельности: в классе этот ученик пишет лучше, чем дома. Я знаю: вы все очень заняты — работа, хозяйство, но на детей время найти обязаны. Они еще в таком возрасте, когда без помощи взрослых обходиться не могут. Извините за наставительный тон, но давайте будем откровенными: детям вы мало пока уделяете внимания. Или, может быть, я не права?

— Правы… правы… — раздалось с мест.

— Ну вот видите… В пример другим могу поставить Степана Ивановича. Алеша — мальчик очень способный, старательный. Помощь ему нужна меньше других. И тем не менее… Поинтересовалась у него недавно, как он уроки дома готовит. «А мы, — отвечает, — с дедушкой вдвоем…»

Горячий комок возник в горле Степана, жар бросился в лицо. Острая щемящая радость, гордость, смущение сплавились в этом внезапном чувстве. Учительница, конечно, зря похвалила его. Чем он помогает Алешке? Просто ему нравится сидеть и смотреть, как мальчик делает уроки. Нужно бы вслух сказать об этом, но язык у Степана потерял способность произносить слова, и не нашлось сил справиться с подступившей вдруг немотой.

После собрания Степан задержался. Когда все покинули класс, он подошел к Надежде Дмитриевне.

— Вы хотите поговорить со мной? — спросила учительница.

— Да… Я тут посмотрел… Парты у вас многие поломаны… Я бы мог починить их.

— Это было бы замечательно! — обрадовалась учительница. — С ремонтом у нас всегда трудности. В сельсовете, я знаю, денег нет, а вот с председателем колхоза я постараюсь договориться.

— Денег мне не надо. Для ребятишек я так сделаю.

— Как это хорошо, Степан Иванович! Очень благородно с вашей стороны. Очень!

— Тогда я завтра приду. После уроков. Гвозди, инструмент у меня есть.

Провожая Степана, учительница снова и снова хвалила Алешку, сказала, что он у нее самый способный из всех.

— Вы не усыновили его? — поинтересовалась Надежда Дмитриевна.

— Нет, — растерянно остановился Степан, ожидая дальнейших слов учительницы.

— Я к тому, что вам нужно усыновить мальчика. Он очень привязан к вам.

— Родственники у него в городе…

— Если они до сих пор не приехали за ребенком, значит отказались от него. Разве это не ясно?

Степан замешкался с ответом.

— Нет, нет, тут не должно быть сомнений, — сказала Надежда Дмитриевна, прощаясь с ним.

Домой Степан пришел с ощущением праздника на душе. Состояние это, как погожие деньки бабьего лета, оказалось устойчивым. С ним он проснулся и на следующий день, с ним явился в школу, прихватив с собой ящик с инструментами.

Работалось легко, споро, хотя не было в движениях Степана спешки. Напротив, со стороны они казались замедленными, но каждое движение было точным, примерным, экономным. Удары молотка, усиленные эхом, гулко раздавались в просторном, пустом помещении класса.

А на воле роскошествовала осень. Солнце, уже не горячее, но еще звонкое, задорное, как молодой петух, светило прямо в окна. Воздух в классе был насыщен тончайшей золотистой пылью. Деревня за окном тонула в золоте, но не было в нем ничего от тяжести и мертвой холодности металла, оно жило, оно умирало.

Несколько раз в дверь класса заглядывала учительница.

— Не надо ли чего, Степан Иванович?

— Нет, не нужно, — коротко отвечал Степан.

— Может, перекусить хотите? Я живо организую.

— Нет, нет, не беспокойтесь.

Алешкину парту Степан оглядел особенно придирчиво. И хоть не было в ней заметных изъянов, что-то подколотил, что-то укрепил понадежнее. И даже посидел за ней, как бы примеряя: удобно ли?

Что-то не нравилось ему в географической карте, висящей на стене. Присмотрелся как следует — гвоздь! Большой, старый, забитый кое-как. Выдернул его, забил в стену на некотором расстоянии друг от друга два новеньких гвоздя — да так, чтобы они не торчали на целый вершок. Карта повисла надежнее, устойчивее.

Расшаталась классная доска — Степан клинышки затесал, загнал их в подставки. Потом занялся столом учительницы…

Перед уходом Степан оглядел все внимательно, отметил про себя: надо будет печку побелить, дверь навесить как следует, чтобы прикрывалась плотно и не скрипела надсадно. В коридоре вешалку осмотрел, а сходя с крыльца, решил и им заняться в ближайшие дни.

Учительница долго благодарила Степана, обещала помочь ему в усыновлении Алешки.

По деревенской улице Степан шел легко, ощущал в ногах и руках силу и твердость. И глаза еще смотрели зорко, и уши хорошо слышали, и сердце работало исправно. А ведь за семь десятков уже — шутка ли?