Джеймс Гулд-Борн - Что мы знаем друг о друге

Когда Иван зашел в паб, все головы разом повернулись к нему. Но, оценив его габариты, клиенты быстро вернулись к своим напиткам.

— Ивана не простить, если я пропущу кулинарное шоу, так что выкладывай срочную новость, — сказал украинец, усаживаясь на стул напротив Дэнни.

— Дело в Уилле, — сказал Дэнни.

Иван выпрямился, и стул под ним скрипнул.

— Он в порядке?

— Более чем. Он заговорил.

— Он говорить? — удивился Иван. Дэнни редко видел, как его друг улыбается, но сейчас был как раз такой случай.

— Знаю. Поверить не могу.

Дэнни дернулся: Иван похлопал его по спине так сильно, что у него отпустило зажатый нерв в левом плече и разболелся другой, в правом.

— Отличные новости! — обрадовался Иван. — Что он сказать?

— Он сказал: «Спасибо», — ответил Дэнни, массируя плечо.

— А ты что сказать?

— Ничего.

Иван нахмурился.

— Твой сын говорить впервые за целую вечность, а ты — ничего?

— Знаю, знаю. Поверь, я пытался, но… ну, не смог.

— Почему не смог?

— Наверное, от шока. Не ожидал. И в любом случае я был в костюме.

— Крысы?

— Панды.

— Я думал, ты скрывать от Уилла, что ты крыса. Панда. Или кто там.

— Я и скрываю, — кивнул Дэнни. — Поэтому не смог ничего сказать. Я был в парке, увидел, как Уилла бьют другие мальчишки, и бросился на помощь. Он сказал: «Спасибо», я не ответил, и с тех пор он снова молчит. Не знаю, что делать. Вдруг он больше не заговорит? Вдруг это — всё?

— Легко. — Иван вытащил из своего пакета завернутый в фольгу сверток и протянул Дэнни. Только в «Косоглазой козе» никто не обращал внимания на обмен завернутыми в фольгу свертками. — Скажи, он не есть пирог, пока не заговорить. Если не заговорить, ты есть весь пирог. Ты в любом случае в выигрыше.

— Спасибо, Иван, — улыбнулся Дэнни.

Заиграла оглушительно громкая украинская поп-музыка. Иван выудил телефон из кармана, взглянул на экран и выругался, прежде чем ответить. Ивана кричала целую минуту — так громко, что разбудила одного из местных выпивох. Тот поднял голову и сонно огляделся. К щеке у него прилипла картонная подставка для пива.

— Надо идти, — буркнул Иван: жена бросила трубку, не дав ему договорить. — Не волнуйся за Уилла. Говорить раз — говорить снова. Вот увидишь.

— Надеюсь, ты прав, — ответил Дэнни. — Приятного просмотра.

— Да яйца себе поджарить и то приятнее, — пробормотал Иван и растворился в ночи.

Не успела за ним закрыться дверь, как в паб зашел мистер Дент. Следом под скрип отодвигаемых стульев и нервные шепотки, заполнившие помещение, появился Редж. Испугались даже те, кто зарабатывал себе на жизнь, пугая других. Дэнни покосился на пожарный выход, прикидывая, удастся ли до него добежать.

— Тебе как обычно, Редж? — закричал Чарли, хозяин паба.

— И пиво для юного Дэниэла. — Редж медленно приковылял к столу Дэнни. Протянув костыли Денту, он осторожно опустился на стул, где совсем недавно сидел Иван. Дент остался стоять, нависая над ними, как чересчур ретивая нянька.

— Очень мило с твоей стороны, Редж, но на самом деле я уже…

Договорить он не успел: появился Чарли с пинтой пива для Дэнни и цветастым напитком, в котором плавал маленький бумажный зонтик, пестрая изогнутая соломинка и вишенка; край стакана украшал кусочек ананаса. Все вместе напоминало не коктейль, а скорее дешевую путевку на курорт в Испании.

Редж чокнулся с Дэнни.

— Обожаю хорошую пина-коладу. — Домовладелец облизал шершавым языком губы и принялся потягивать коктейль. — Мало кто знает, но секрет хорошей пина-колады — в кокосе. Не так ли, Дент?

Верзила кивнул, как заправский эксперт в этой области.

— Видишь ли, большинство используют кокосовое молоко, но в настоящую пина-коладу добавляют «Коко Лопес». Это такая штука из Пуэрто-Рико, тут ее сложно найти, но Чарли специально ее закупает. Вот настолько он хорош.

Редж сделал еще глоток, а Дэнни тем временем пытался понять, к чему он клонит.

— Напоминает о днях моей молодости, — сказал Редж с легкой ностальгией. — О том, как я сидел на солнышке у воды, пялился на девчонок.

— В Пуэрто-Рико? — удивился Дэнни. Он думал, Редж никогда не уезжал дальше пригорода, не говоря уже про Сан-Хуан.

— В Брайтоне, Дэн. Не тормози.

— В Брайтоне. Точно.

— Хотя тогда там было похоже на Пуэрто-Рико, если тусоваться в правильной компании.

Редж взял ананас и шумно обсосал мякоть.

— Я тебе рассказывал, почему хожу на костылях, Дэниэл? — спросил он.

— Нет, Редж. — Дэнни прикрыл руками колени, опасаясь, что Редж продемонстрирует прямо на нем.

— Все из-за надувного за́мка.

Дэнни кивнул, но через мгновение нахмурился.

— Ты упал с батута? В виде замка? — уточнил он.

— Нет, тупица. Не упал. Я был хозяином надувного замка.

— Да. Извини. Я подумал…

— Он назывался Буги-Замок. Знаю, дурацкое название, но на дворе были семидесятые. Вся эта модная музыка, буги-вуги. Короче, рядом с пляжем была площадь со всей этой ярмарочной ерундой. Ну, знаешь, когда сбиваешь кокосовые орехи, катаешься на машинках, лопаешь сахарную вату и всякое такое. Сейчас все это дело снесли, но тогда место пользовалось популярностью.

Редж вытащил из коктейля зонтик и облизнул ножку, а потом принялся ковыряться ею во рту, как зубочисткой.

— Ярмарка принадлежала Гарри Макгуайру. Тот еще был подлец. Огромный цыган — ну, знаешь такой типаж: золотые зубы, все пальцы в перстнях. Хотя, если подумать, прямо как у меня. — Он вытянул руки, демонстрируя безвкусную коллекцию колец, печаток и тому подобного. На одном из украшений были выбиты инициалы Гарри Макгуайра.

Дэнни притворился, будто с восхищением рассматривает все это неправедно нажитое богатство.

— Я снял у старины Гарри участок: чудесное местечко между машинками и каруселью. Оно находилось прямо у входа, и все посетители проходили мимо по пути на ярмарку или обратно. Хорошая новость для меня и плохая — для родителей, ибо нет в мире ребенка, который мог бы проследовать мимо батута, не захотев на нем поскакать. Аренда влетела мне в копеечку, но уже в первый месяц я зашибал столько, что мог бы заплатить за год вперед, если бы повел себя умнее. Правда, я в свои двадцать любил повеселиться, а денег у меня было больше, чем мозгов, и я поступил так же, как и любой молодой балбес на моем месте: пошел и все спустил. Послушай, Дэн: июнь 74-го был улетным. Никогда у меня такого не случалось, ни до, ни после.

Редж помешал коктейль соломинкой и улыбнулся напитку, словно поднял со дна давно забытые воспоминания.

— Конечно, знай я, что вот-вот наступит самое паршивое лето от начала времен, отложил бы немного на черный день — точнее, как выяснилось, на черный сезон. Газетчики окрестили эту заразу «Диким дрезденским дождем». Черт знает, почему дрезденским. Думаю, им просто хотелось свалить все на Германию. Тогда еще было модно ненавидеть фрицев. Даже немецкую овчарку нельзя было назвать немецкой, чтобы тебя не заподозрили в симпатиях к нацистам. Приходилось говорить «эльзасская», как будто симпатизировать французам — лучше. Короче, в июне стояла страшная жара, но потом наступил июль — и полило как из ведра. Ну, пока рано волноваться, подумал я, постепенно тучи разойдутся. Но вот уже наступил август, а чертов ливень и не думал утихать. Затем внезапно наступил сентябрь, и угадай что?