Шубханги Сваруп - Широты тягот

Где-то в далекой определенности будущего Платон — свободный человек, скитающийся по джунглям Намдапхи вместе с другими вооруженными повстанц [34] Природоохранная территория на северо-востоке Индии. ами. Он бросает вызов своей одержимости смертью, разглядывая кусок янтаря, который лежит на его дрожащей ладони. Внутри смолы — геккончик, избавленный от распада. Когда бирманец ударил мать Платона ногой, ее утроба могла затвердеть, околоплодные воды — вытечь, и Платон превратился бы в окаменелость, даже не успев впервые открыть глаза.

Хозяин янтаря — мятежник-качин, который помог Платону обойти Гибельное озеро, одолеть перевал Пангсау и пересечь индийскую границу, чтобы попасть в соединяющие две страны джунгли. Уже не первое десятилетие эта приграничная область принадлежит не столько государствам, сколько Качинской армии независимости. Янтарь достался качину в наследство; он был найден в одном из карьеров его родной долины Хуконг. Бирманская разновидность янтаря, бирмит, считается самой твердой и древней. Однако куски вроде этого — тусклые, подпорченные грязью и трещинами — хороши только как безделушки. В родном доме молодого качина стоит корыто, полное кусков янтаря с ископаемыми. Там весь мир, каким он был тогда. Пчелы, комары, мухи, цветы, глина, кора, осы, ракушки — но ничего человеческого. Людей тогда не существовало, поскольку людей, погребенных в янтаре, не обнаружено.

В годы Второй мировой союзнические войска провели через север Бирмы дорогу между Восточной Индией и Китаем. По ней к качинам пришли загорелые американцы. Один офицер — лицо у него было красное, как свекла, — увидел корыто с янтарем и предложил деду приятеля Платона обменять его на серебряные монеты. Тот задумался. В тогдашние неспокойные времена серебро обеспечивало его семье если не будущее, то по крайней мере возможность побега. И он дал согласие.

Краснолицый так и не вернулся к нему с монетами. Его обезглавили, а голову повесили на придорожное дерево. Тело, по слухам, разрубили на куски и выбросили в Гибельное озеро. Туда уже рухнуло множество самолетов. Но, не довольствуясь металлом, озеро требовало еще и крови.

Хотя мистическая месть и охота за головами были качинам не в новинку, этот конкретный пример произвел на владельца янтаря глубокое впечатление. Голова белого человека, из которой выпустили кровь, оказалась самым бледным предметом, какой он когда-либо видел. Загорелая кожа слезла, обнажив полупрозрачную плоть и скользкие вены. Более того — дед клялся, что в черепе казненного был мозг свиньи. Даже пчелы и осы, плененные в янтаре, счастливее этой оставшейся без тела головы, заключил он. Смерть не разрушила их физической целостности. И он решил никогда больше не расставаться с семейной коллекцией. “Все войны ведутся за право умереть с достоинством”, — говорил он позже своим детям.

Как-то в летнюю ночь юноша стянул из дедушкиного корыта один кусок. Попроси его кто-нибудь вернуть украденное, он тут же послушался бы. Но, уходя из дома к повстанцам, он никого об этом не предупредил. У него не хватило духу попрощаться с родными.

По признанию молодого качина, янтарь, который лежит на ладони у Платона, — его любимый. В нем сохранился маленький геккончик — возможно, новорожденный. Это единственное создание, принадлежащее нашему миру в той же степени, что и древнему. Благодаря ему прошлое становится знакомым и привычным, как беленые стены, по которым гекконы так часто ползают. Отчего-то поэтому кажется сносным и то, что сулит нам будущее.

Сейчас идет борьба за Бирму — страну, богатую всеми драгоценными камнями и металлами, какие только есть на свете. Янтарем, изумрудами, нефритом, жемчугом, золотом, платиной, даже самыми большими в мире сапфирами и рубинами.

“Нас заставляет биться не человеческая природа, а природа вообще, — замечает молодой качин, разглядывая свой сувенир. — Это битва за ресурсы”. Его армия контролирует жадеитовые копи и контрабанду наркотиков через северную границу. Если они потеряют копи, то проиграют войну.

Для Платона все это лишь оправдания — коммунизм, этнические интересы, демократия, даже ресурсы. А оправдания меняются вместе с временами. Студентом он боролся за коммунизм. Простым заключенным — за демократию. У повстанцев нет другого способа получить поддержку от индийского правительства. Возможно, в скором будущем он тоже станет бороться за контроль над торговлей наркотиками в Золотом треугольнике [35] Район на границе Лаоса, Таиланда и Бирмы, где выращивается мак и производится опиум на продажу. . Для него достоинства ценных ископаемых — однородность имперского жадеита, пластичность золота, твердость алмазов и яркая голубиная кровь, придающая окраску рубинам, — имеют скорее метафорический характер [36] “Голубиная кровь” — редкая и особо ценная разновидность рубинов. . Камни обретают свою прочность и красоту путем жестокого насилия. Подобно рубцам на его теле, дыркам вместо выбитых зубов и внутренним кровоизлияниям, драгоценные камни — тоже свидетельства трансформаций в недрах. Вытолкнутые на поверхность из разломов далеко внизу, разве это не шрамы и сгустки крови из глубочайших земных ран?

В течение пяти месяцев совместной операции Платон все свободное время играет с янтарем. Если его потереть, запах переносит сознание в другие края и жизни. Иногда Платону мерещится, что он проводит целый век за украшением алтарей цветами и благовониями, поддерживая силы только милостыней и медитациями. Часто этот немного хмельной аромат вызывает у него в памяти ее — ту, что насвистывала. Однажды она садится бок о бок с ним. Туда, где и должна быть.

Сначала янтарь кажется темно-красным. Но если поднять его к солнцу, в нем расцветают оттенки утреннего солнца и коричневые прожилки. Он насыщен пузырьками. Местами его пронизывают трещинки, тончайшие, как паутина. На фоне ясного неба геккончик внутри виден четко и во всех подробностях. Платон представляет себе, что зверек находится в спячке. Голова его и особенно глаза непропорционально велики по сравнению с туловищем. Веки словно бы никогда не открывались. Напрягая зрение, Платон может разглядеть ротик малыша. Вряд ли ему удалось бы оскалить зубы — для этого он слишком крошечный. Его хвостик размером с человеческую ресницу.

Наверное, смола пролилась на геккончика буквально через считаные секунды после того, как он вылупился из яйца. Поэтому он и не боролся за жизнь. У него не было ни единого шанса открыть глаза или рот. Не успевшему ничего увидеть, услышать, почуять и ощутить на вкус, не имеющему никаких воспоминаний, за которые он мог бы уцепиться, этому геккону достались самые блаженные жизнь и смерть, возможные на этой земле.