Гейнц Зенкбейль - Воспитание жизнью

— Почему историческое? — поинтересовался я у Блюма.

Блюм ткнул рукой в сторону леса и ответил:

— Слева мы разобьем палаточный лагерь, а справа будем строить наши казармы…»

«Ну и начало же у меня получилось, — подумал подполковник Раутенбах, перечитав написанное. — А о чем же рассказывать дальше?»

До сих пор ему в основном приходилось писать различные приказы и распоряжения, сообщения и рефераты, значительно реже лекции, еще реже статьи и уж совсем редко письма. Конечно, о любом событии можно написать по-разному. Если перелистать воспоминания старых офицеров, то можно заметить, что каждый из них передает все по-своему: один — в виде анекдота, другой — в меланхолическом стиле, третий не пишет, а скорее поучает. Разумеется, проще всего описывать события в хронологическом порядке.

Ну, например, можно будет написать так: «Для защиты молодой Германской Демократической Республики на основе кадров такой же молодой Народной полиции был создан специальный орган, называющийся казарменной народной полицией. Как явствует из самого названия, эта полиция должна находиться на казарменном положении. Поскольку в годы войны большинство казарменных зданий было разрушено, а оставшиеся приспособлены для других целей, нужно было построить новые здания, в которых и разместить солдат и офицеров полиции. Командование приняло решение построить несколько казарм в северо-восточном районе страны. Один из таких объектов должен был разместиться в лесу, неподалеку от сожженного лесничества у Тифензее. Первым командиром строящегося объекта был назначен Блюм…»

И ты будешь продолжать свои воспоминания в таком же духе? Нет, Раутенбах, если ты хочешь, чтобы твою книгу читали, то включи в нее захватывающий материал. Нужно писать в ней о том, о чем еще никто до тебя не писал. А острых и необычных ситуаций в жизни хоть отбавляй!

Например, хорошенько вспомни о первых днях строительства. «Сначала мы обошли весь лес: пятьсот метров в длину, двести в ширину. Затем этот прямоугольник поделили на участки. Через каждые десять или двадцать метров в землю вбили колышек, выкрашенный в красный цвет. Колышек обозначал, что на этом месте необходимо разбить палатку. Когда работа по разбивке палаток была наполовину закончена, подъехали первые грузовики, в кузовах которых сидели молодые парни в синей форме.

Когда раздалась команда «Слезай!», они от изумления вытаращили глаза, немного помедлили, но все же слезли на землю.

Несколько иначе получилось с тремя грузовиками, которые запоздали и прибыли на место только вечером того же дня.

Не сходя с грузовиков, молодые полицейские с явным недоумением осматривали лагерь, которого, собственно говоря, как такового еще не было: установлено всего-навсего несколько палаток, повсюду царит беспорядок, валяется инструмент.

Парни переглянулись между собой, одни из них что-то недовольно ворчали себе под нос, другие ехидно смеялись, а третьи просто молчали. Приказ сойти всем на землю пришлось повторить несколько раз, однако никто из парней выполнять его не собирался. Более того, они даже подзадоривали друг друга, говоря, не лучше ли им разъехаться по городам, откуда они приехали, то есть в Лейпциг, Эрфурт, Бранденбург.

Однако обратного пути уже не было, так как водители вылезли из своих машин, не забыв захватить ключи зажигания.

— Ну, раз так, ладно! — заупрямились парни. — С машин мы все равно не слезем. Ребята! Из кузова никому не вылезать!

А время шло и шло.

Чтобы чем-то занять себя, они запели. Сначала пели «Мы приехали на Эльбу» и «Солнце село за горой», а немного позднее, когда они не один раз приложились к бутылкам с вином, которое предусмотрительно захватили с собой из дому, начали горланить «Растет цветочек в поле», в такт припеву что есть силы топая по полу кузова. Представляете, какой грохот стоит, когда семьдесят пар ног с силой стучат по настилу. На шум и пьяное пение сбежались любопытные. Постепенно их становилось все больше и больше. И кто знает, чем бы вся эта история кончилась, если бы кое-кому из сидевших в кузове парней не понадобилось бы слезть на землю по нужде…

И тут Блюму пришла в голову хитрая мысль. Он приказал подкатить поближе к грузовикам походную кухню, от которой исходил аппетитный запах пищи. А повар то и дело мешал огромным половником в котле, в котором варилась чечевица с мясом. Постепенно пение стало не таким лихим и громким, как до этого, а вскоре и совсем смолкло. Последним перестал горланить песню русоволосый, со злыми глазами блондин. Часом позже его пришлось арестовать, так как он-то и оказался главным смутьяном. Однако ночью он сбежал…»

Вот как нужно писать, Раутенбах!

Что вы говорите?! Об этом писать?

А почему бы и нет! Или это не типично и не педагогично? Ведь ты рассказываешь не о ком-нибудь, а о пионерах, о тех, кто начал новое дело: вырубили и выкорчевали лес, заложили фундамент, собственными руками сложили из кирпичей стены казармы, провели электричество, канализацию, короче говоря, работали с раннего утра до позднего вечера, ночуя в палатках. Безусловно, и об этом нужно написать. Разумеется, найдутся люди, которые спросят: «Неужели у вас все шло гладко? Неужели были одни успехи? Неужели не было ни ошибок, ни заблуждений или чего-нибудь подобного?»

Интересно, что, несмотря на то что с тех пор прошло более двух десятилетий, он невольно вспоминает события тех дней. Но, как поется в одной песне, человек всегда забывает тот период собственной жизни, когда ему жилось беззаботно и безбедно, однако время, когда он жил в трудностях, когда надеялся на лучшее будущее и преодолевал эти трудности, он не забудет никогда.

Да разве забудешь это маленькое, тихое местечко Тифензее, крохотный уголок родины, который так полюбил?! Жизнь и работа в этом местечке стали для него своеобразными жизненными университетами…

«В тот вечер, когда я впервые вступил на землю у Тифензее, где, кроме леса, поля и песка, ничего не было, начался для меня, Раутенбаха, период приключений. Разбив первую палатку, мы развели костер, принесли в канистре воды и, повесив на палку котелок, вскипятили в нем чаю. Закусили хлебом с кровяной колбасой.

— А ведь я себя здесь чувствую так, как в войну в лесах под Белостоком, — вдруг сказал Блюм.

Бывший пограничник Йожеф Шмюк поинтересовался, почему Блюм сейчас об этом вспомнил.

Блюм ответил, что здесь ему, собственно, вся обстановка очень напоминает о том времени, когда он в годы войны перешел на сторону советских партизан, вместе с которыми стал громить гитлеровских захватчиков.

Гюнтер Бауман, который еще несколько дней назад был инструктором Союза молодежи, заметил, что, как ему кажется, мы сейчас здесь чем-то похожи на советских комсомольцев, которые в свое время добровольно поехали на Дальний Восток, чтобы на берегу Амура построить среди дикой тайги город Комсомольск.