Владимир Богомолов - Особое задание [Повести и рассказы]

Пока Добросердов беседовал с уполномоченным штаба партизанского движения, с теми, кого они отобрали в Средней Ахтубе, Черном Яру, Никольском, Цаган-Амане для зачисления в партизанскую школу, наступила ночь. Но это никого не огорчало, не раздражало. Все понимали — так надо.

К утру катерок дотянул баржу до Астрахани. Выгрузились неподалеку от главной пристани. Как только ступили на берег, большинство остановилось, пораженное обилием бочек для селедки, штабелями сушеной воблы, вешалами, унизанными, частиком. И еще раз пришлось Добросердову поторапливать приехавших. Когда колонна по четыре в ряд по разбитой мостовой добралась до белокаменного кремля, передние ряды замерли, удивленные древней диковиной. Особенно многоглавым Троицким собором и знаменитой колокольней, с которой, по слухам, Степан Тимофеевич Разин сбросил астраханского воеводу.

Партизанская школа разместилась в одном из старинных особняков, которых было немало на тенистых улицах города. Перед железными коваными воротами и парадным входом с ажурным козырьком. стояли часовые.

…Учеба в школе шла своим чередом. Курсантов будили чуть свет. Отбой давали, когда наулицах Астрахани наступала мертвая тишина. Изредка в программное однообразие вклинивались кино или концерт.

Хоть и называлась программа ускоренной, но многое в ней партизанам казалось лишним. Больше всего они любили занятия на стрельбище, по топографии, ориентации на местности, а Миша еще увлекался немецким, чего нельзя было сказать о Зиновии Афиногеновиче и его одногодках. Из тощего военного русско-немецкого разговорного словаря они с трудом усвоили десяток-полтора расхожих предложений и считали, что такой словесный запас им вполне достаточен.

Но больше немецкого, больше ориентирования на местности молодые курсанты, в том числе и Миша, уважали уроки самообороны без оружия — самбо. Ловкие, молниеносные приемы, обезоруживающие врага, броски через себя, при которых первоначально трещали кости, — все это приводило их в неописуемый восторг… Все понимали, что самбо пригодится каждому из них при неожиданной встрече с оккупантами. Лишь старики не высказывали особого рвения, когда их вызывали на старые школьные маты, устилающие пол спортзала. Они не только безо всякого энтузиазма принимали заданные позы, но брали друг друга с возможной предусмотрительностью, похожей на нежность. На замечания тренера Пимен Андреевич обычно отвечал, что все эти приемы он уже использовал, воюя еще с кадетами, и если понадобится, у него рука не дрогнет. В таком же духе отвечали и его однополчане. Зато в уходе за оружием, на стрельбищах равные им находились лишь среди тех, кто уже успел побывать на этой войне и теперь был списан по чистой из-за ранения. Как ни старался Миша, ему не удавалось на стрельбах догнать отца или Ломакина. От тяжелой винтовки у него дрожали руки, и при выстреле невольно ствол то взлетал вверх, то ухо-дил вниз. Еще труднее ему было совладать с тяжелым пистолетом ТТ или немецким па-рабеллумом. Больше всего очков он выбивал, когда стрелял из карабина или нагана. Но никогда никто не подначивал Мишу, видя его неудачу. Напротив, все взрослые уверяли пионера, что раз от раза он стреляет лучше и будет день, когда Романов-младший даст вперед сто очков Романову-старшему. Миша понимал это снисхождение. Он лучше других знал, что если такое и случится, то очень и очень не скоро, потому что его отец по праву считался лучшим стрелком школы, особенно все признавали его превосходство, когда он ложился за пулемет. Однажды на зависть всем, даже кадровым лейтенантам, которые обучали курсантов, с разрешения старшины Зиновий Афиногенович выбил из пулемета на железном листе свою фамилию. С того дня к Романову-старшему вся школа питала необыкновенное уважение.

Была и еще одна причина уважать старого буденновца. В короткие часы отдыха после небогатого ужина любили будущие партизаны, собравшись в кружок, вспомнить довоенное время, рассказать памятные истории, спеть и послушать песни. И тут всегдашними запевалами выступали Романовы. Их звонкие сильные голоса уносили курсантов далеко-далеко от каменных стен школы, от белокаменного кремля с высокой колокольней и боем курантов к тихим хуторам, где по утрам и вечерам над крышами плавал легкий кизячный дымок, где за левадами в лугах шумели буйные травы, где на заре румяные яблоки блестели изумрудом росных капель…

Песни Романовых приходили слушать из других отрядов. Изредка на огонек заглядывала Людмила Крылова. Обычно она приходила в сопровождении Василия Баннова.

Через месяц учебы, встретив случайно в коридоре Крылову, Миша даже растерялся. Он был уверен, что Людмила уже давным-давно воюет где-нибудь под Ленинградом. А оказывается, она сидит в глубоком тылу. Наверное, поэтому она ничего не писала подругам. Как ни велико было желание Миши с гордым независимым видом пройти мимо Крыловой, извечная мальчишеская любознательность подавила гордыню, и он терпеливо стоял возле подоконника, ожидая приближе-ния Людмилы. Она не могла пройти мимо, не заметив здесь столь непривычного курсанта. И Людмила, вглядевшись, вдруг ускорила шаги, подбежала к Мише, как родного и близкого, обняла и поцеловала. Такой встречи он не ожидал и еще больше смутился.

— Как там мои ребятишки? — первым делом спросила Людмила.

— Их еще в июне увезли за Волгу. А вы все время здесь?

— Да нет, я только вчера приехала. Садись. Или лучше пойдем на улицу. Душновато.

По тенистой Московской улице они направились к Волге. Далеко сквозь сплетенные кроны кленов белым пятнышком виднелась впереди кремлевская стена. По пути Людмила дала понять пионеру, что была там, где Мише и не снилось. Из последнего рейда возвращалась через Сталинград.

Там творилось что-то жуткое. Города она по существу и не видела, он был весь объят ги-гантским пламенем.

Людмила переправилась на левую сторону Волги в тот момент, когда на северную окраину города пытались прорваться вражеские танки.

Из сводок они знали, что эта атака фашистов была отбита и теперь на улицах Сталинграда шли жестокие бои. Слушая сообщения с фронта, курсанты понимали, что для Родины наступили тяжелые испытания, пожалуй, тяжелее, чем в прошлом году. Тогда враг не заходил так далеко. Остановленный под Москвой и Ленинградом, он бросил основные силы сюда, на юг. Прорвался к Волге, вышел на Северный Кавказ.

Будущие партизаны, особенно из районов, оккупированных гитлеровцами, рвались во вражеский тыл. Они верили, и преподаватели подтверждали, что курсанты хорошо подготовлены для выполнения боевых операций. Но на все рапорты Добросердов отвечал:

— Поступит приказ командования, отправим.