Лара Галль - Буквенный угар

Лифт остановился на их этаже. Ключи скребнули дверь.

Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох, готовясь нырнуть в поток импровизации.

Просто еще одна пытка из арсенала «жизнь без наркоза»…

Мне пришлось наслушаться реплик по поводу этого текста, что мужчины так не ведут себя, так не ходят, не думают, не говорят, что герой — просто гей, а не мужик. Что до того? Рассказ не о мужиках. О Мужчине.

И все-таки жена от Митьки ушла. Сказала: «Ты хороший друг, умный и добрый человек, но я люблю другого». Ушла.

Я злилась и недоумевала: «Ну как так можно!».

И знать — не знала, ведать — не ведала, что скоро попытаюсь поступить так же, как она…

Меня тогда пошатывало от Митькиной боли.

Один раз тряхнуло так сильно, что вылетели строчки:

Чем привлекла его эта женщина? Красивых много.

Но в этой звенел некий зов или даже вызов. Словно она недвижно стояла в зимнем озере по пояс в ледяной воде.

Остро-молчаливо-несчастна. Эта несчастность обостряла ее красоту до предела, который хотелось нарушить.

Хотелось войти в ее жизнь — этот плен воды и холода, выволочь ее, безучастную, на сушу, отогреть, отпоить, отвлечь от тоски. Отвадить от нее беду. Спрятать от всех. Где? В себе.

Он так и сделал.

Шагнул в чуждый холод. Заплатил своим теплом. Не жалко.

Поднял брошенную жизнь. Обронил часть своей. Не заметил.

Отдышал, отпоил, отогрел больную красавицу.

Ах, у нее не было своих сил на жизнь. Жила его силами. Его жизнью.

Он был замечательно хорош. Умен. Красив. Романтичен. Он был такое роскошное обстоятельство жизни, о котором даже не мечталось.

Кружил голову легкий кайф появления с ним на людях.

Уже шлифовалась кожа на месте недавних ран и рубцов.

Она услышала мерный ток крови в себе и поняла, что обрела свои силы.

Она заметила, что он докучает ей, и поняла, что обретает свою жизнь.

Предстала пред ним и сказала, что устала притворяться счастливой.

Улыбнулась красивыми зубами — к чему мучить друг друга.

«Ты ввел меня в дом пира, и знамя надо мною любовь».

«Делая добро, не унывайте…» — читал он в Книге. Мужчина. Гигант, способный вернуть жизнь погибающей душе, снести отвержение, не потеряв себя. Гиганты не теряются. Нет такой дыры в мире, где они могут кануть бесследно.

Она преградила поток его любви — «больше не нужно», — и эта лавина рухнула вниз. Он удержался, бледен и горд. Ушел, унося с собой свои миры.

И только та часть его, что была отдана ей безоглядно, ныла ему вослед в неутолимой тоске. Его любовь, помещенная в эту женщину, все молила, молила забрать ее с собой…

Возвращаюсь к письму.

«…Вы пишете, что Вам, возможно, просто не повезло и Вы не смогли найти пару, а может быть, судьба такая — перестрадать и жить одному.

Что тут скажешь…

Вы — редкая и красивая птица. Любая рациональная пара — для Вас компромисс.

Но ИРРАЦИОНАЛЬНОСТЬ существует!!!! Вы умеете молиться?

Ну хоть как-нибудь?

Впрочем — не важно…

Ваша жизнь и так — вопль-молитва о такой паре.

Но все-таки лучше озвучить этот вопль словами. Бог порой настаивает на форме.

Ваш возраст прекрасен.

Не может не произойти что-то хорошее, как у Грина в рассказах.

Вы — персонаж оттуда (ну Вы понимаете, я говорю о внутренних странствиях).

Не важно, что пишут, главное — кто пишет. Я не имею в виду тексты раскрученных авторов. Я о другом говорю.

Это вот, например, у Гессе есть „Степной волк“ — люблю, — а есть „Нарцисс и Гольдмунд“ — почти никто не знает этой вещи, а я все равно люблю, потому что это Гессе, там его интонации, те же межстрочия и интуиции, за которые его полюбила.

Мне так смешно читать, что Вы думаете, будто из-за моего образования я должна была стать „инокиней по духу“, а осталась человеком светским.

Ну что сказать? Мне немного смешны святоши по виду. Благостные и постные, которым непременно надо сменить вид, чтобы сменить содержание. Бог вряд ли вообще их вид замечает.

Он по-другому смотрит и видит.

Я не хочу себя противопоставлять другим людям этакой своей „духовной продвинутостью“.

Это дутая категория.

Светлая сострадательная старушка, которая никого не осуждает, для меня такая же святая, как и честный монах, проживший жизнь в аскезе (речь о подлинном иночестве).

Я не религиозна. Совсем. Я верю в Бога, да. Живу так, чтобы сделать больно наименьшее количество раз.

Если любовь к ближнему есть главная заповедь, то рядом с тем, кто любит людей по-настоящему, всегда тепло и чувствуешь себя рядом.

Рассмеялась, прочитав Вашу фразу о том, что Вы часто флиртуете и Вам нравится это делать.

Ну и на здоровье!

Со мной же не флиртуете? Со мной — это же внегендерный диалог, я правильно понимаю?

Не надо в меня влюбляться, я сразу прошу и честно.

Потому что это очень легко как-то обычно с мужчинами случается.

А у меня комплекс верности в браке и комплекс вины внутри. Вот сестра из меня хорошая получается.

Что это я распереживалась…

И знаете что?

Я набираю письмо второй раз. Первое — пропало, испарилось прямо перед отправкой…

Пропавший вариант не восстанавливала. Писала наново. И не стала писать то, что было в том письме. Там было обо мне.

Но до этого уровня откровенности может дело и не дойти.

Вы — хороший.

Лика ».

Он прислал по электронной почте свое лицо.

Не могу сказать «фото». Это было лицо. Живое. Невыносимое — такое родное. И я заплакала…

Прислал и распереживался: «Не знаю, правильно ли я сделал… какое-то непонятное чувство»…

«…Пожалуйста, не переживайте.

Я ничего плохого Вашей фотографии не сделаю.

Хотите, удалю из папки — и все?

У Вас непонятное чувство? Более всего мне понятны непонятные чувства. Шучу.

Знаете, мне всегда жаль людей, чьи лица растиражированы на рекламных изображениях.

Они захватаны чужими глазами настолько, что не могут не ощущать некоего вторжения в себя, понимаете?

Посылая кому-то свое лицо, мы словно отдаем часть себя.

Одну из мириад защитных пленок добровольно сдираем с себя и отдаем… но я не сделаю Вам плохо.

Вы такой деликатный, Игорь, пишете: „Простите, если внес какую-то сумятицу в Вашу жизнь…“ .

Знали бы Вы мою жизнь, ничего такого бы на себя не возлагали.

Сумятица — безмятежность, это обычная траектория моего маятника.

Если и есть Ваш вклад в его движение, то сам маятник подвешивали не Вы…

Что сказать о Вашем лице?

Вы прекрасны на этом фото. Эстетически — просто балдеж сплошной. Серебристо-серая с лиловым гамма, лицо и костюм — все в одном решении. За этим стоят вкус, умение отсекать лишнее…