Питер Хеджес - Что гложет Гилберта Грейпа?

— «Бургер-барн», «Бургер-барн».

— Зараза, — говорю себе и спешно выпрыгиваю из кровати. Проспал.

Под стенами собралось, наверное, сотни две человек всех форм и габаритов; каждого я знаю лично. Мы с Арни наблюдаем из пикапа. Поблизости расхаживает отец Такера с видеокамерой и запечатлевает праздник. Сам Такер, в фирменной шляпе «Бургер-барна», стоит посреди новоиспеченного персонала. На целую голову выше среднестатистического работника.

Произносятся речи. В воздухе витает характерный запах бургеров и картофеля фри. Втягивая его ноздрями, Арни потирает живот; я говорю:

— Арни, имей терпение.

— Я кушать хочу! Кушать хочу!

— Ты не выйдешь из кабины.

— Но я хочу…

— Ты весь грязный.

— Да! — Арни до предела горд собой. — Ням-ням!

Рвется выпрыгнуть на тротуар. Хватаю его за локоть, удерживаю в кабине:

— Нет, Арни, сиди спокойно.

Надулся.

Под аплодисменты толпы мэр Гэпс разрезает ленточку; джаз-банда средней школы города Мотли заводит «Мы только начали».

Церемония заканчивается, и Такер обнимается со своими родителями. Фотокорреспондент «Эндорра экспресса» делает снимки. Толпа устремляется в зал ради первой дегустации. Глядя в заднее окно пикапа, вижу на парковке «Фудленда» не менее сорока машин. Бизнес процветает.

— Хочу кушать. Хочу кушать!

Включаю зажигание, говорю: «В другой раз, Арни» — и трогаюсь с места, но тут меня осеняет гениальная идея. Оборачиваюсь к нему и начинаю торговаться. Говорю: если он даст хорошенько себя оттереть, если станет суперчистым, то я привезу его в «Бургер-барн» поужинать.

— Когда-когда-когда?

— Как только обсохнешь. Привезу тебя сюда, и ты выберешь, что сам захочешь.

Он отвечает:

— Хорошо.

— А сейчас время мыться.

Кивает:

— Ладно.

— К сожалению, никуда не денешься.

— Ладно! СКАЗАЛ ЖЕ: ЛАДНО!

Я настолько привык к его отказам, что даже не расслышал, как он согласился на мои условия.

— Как только, так сразу, Арни. Ты ведь хочешь отмыться, верно?

— Да!

Мама разгадывает ответы телеигры, а Эми проверяет стоящие в духовке коржи для торта. Я поднимаю вверх большой палец. Сестра смотрит на меня в недоумении, а потому я одними губами говорю: «Сама увидишь!» — и указываю пальцем на Арни. Потом беру его за руку, и мы с ним поднимаемся по лестнице. Я наполняю ванну, взбиваю ароматную пену, бросаю туда пластмассовые игрушки.

— Отправляемся в плаванье, дружище.

— Ты тоже залезай.

— Что?

— Ты тоже залезай, Гилберт!

Сто лет не принимал ванну вместе с братом. С тех самых пор, как у него появились лобковые волосы. Но сейчас я готов на все, лишь бы отмыть его дочиста.

Когда я раздеваюсь, этот ком грязи тычет пальцем на мои причиндалы и пронзительно хихикает.

— Арни, ш-ш-ш. Пожалуйста.

Ему кажется, что это невероятно смешно. Я забираюсь в ванну, медленно погружаюсь в горячую — почти кипяток — воду и улыбаюсь, как только ко мне возвращается такая способность.

— Ну вот, давай, Арни, ныряй. «Бургер-барн», жди нас…

Он разворачивается и выбегает из ванной. Топает вниз по лестнице, гремит дверью с противомоскитной сеткой.

Все еще сидя в пенной ванне, кричу:

— Я не виноват! Я не виноват!

— Залез я, значит, в воду…

— Ну и?

— И он меня обдурил.

— У тебя в запасе ровно два дня. Торжество — через два дня.

— Это понятно.

На кухне сушу волосы феном и разговариваю с Эми, которая занята выпечкой коржей для именинного торта, на сей раз — трехслойного. Мама, как водится, включила утреннее ток-шоу. Сегодня оно посвящено проблемам усыновления, и мама тут же засыпает. Эллен со своими размалеванными подружками отправилась в Мотли, якобы за покупкой комплекта нарядной одежды для Арни.

— Я составила список продуктов, Гилберт.

— Хорошо.

— Сможешь сегодня купить?

— Конечно.

— Звонила Дженис. Прилетает завтра вечером. Просила тебя предупредить, но как-нибудь помягче. Она возьмет машину напрокат, так что тебе не нужно ее встречать. Беспокоилась, как бы ты не обиделся.

— А ты сама-то как думаешь?

— Она прямо с дороги поедет в салон красоты.

— В салон красоты?

— Мама хочет посетить «Прелесть Эндоры», как ты к этому отнесешься?

У меня на языке вертится: «Чтобы воскресить мамино лицо, не хватит и месяца», но вместо этого я без энтузиазма отвечаю:

— Замечательно.

— Я тоже так считаю.

— Там, наверное, по записи.

— Гилберт, я тебя умоляю. Мы уже переговорили с Чарли.

Чарли принадлежит «Прелесть Эндоры» и должность главного косметолога. Ручонки у нее толщиной с мой палец. Да-да, Чарли — женщина.

— Успешно?

— Ты только послушай. Чтобы нас принять, завтра вечером она выйдет сверхурочно. Маму записали на восемнадцать часов. Чарли заверила, что будет работать, сколько потребуется.

— Надеюсь, у нее в запасе вся ночь.

— Гилберт.

— Вся ночь и весь день.

— Тише ты.

— В городе только и разговоров будет что о нашей маме.

Чарли, по словам Эми, обещала занавесить простынями все окна, чтобы никто не подглядывал. А до салона красоты Эми намеревалась доставить маму по боковым улочкам и там провести через служебный вход. Мамино тайное посещение салона продумали во всех деталях.

Так и хочется сказать, что надо трезво смотреть на вещи: сколько ни просидит мама у косметолога, толку все равно не будет, но вместо этого говорю:

— А тортик-то огроменный.

— Да, точно. Сегодня выпекаю коржи. Завтра буду прослаивать кремом и покрывать глазурью. Гилберт, мне кажется, это будет мой шедевр на все времена.

— Наверняка.

Эми — мастерица на все руки, но один вид деятельности ей не дается: это праздничная выпечка. Каждый год торт получается кривой. Зачастую нет-нет да и вытащишь из коржа случайный волос или осколки яичной скорлупы. Впечатление такое: чем больше она старается, тем хуже вид и вкус. В стремлении к совершенству моя сестра за двое суток начала приготовления ко дню рождения Арни.

Я спрашиваю:

— Сколько ожидается дебилоидов?

— Гилберт.

— Ну…

— Шестеро друзей Арни подтвердили свое присутствие. Теперь ждем известий еще от двоих.

Эми излагает так, будто речь идет о приглашении гостей в Белый дом. Говоря «друзья подтвердили», она подразумевает, что кто-то из близких подтвердил приход этих детей, из которых многие уже далеко не дети и ни один не способен набрать телефонный номер. Разброс по возрасту составляет от шести до тридцати пяти лет. Арни — третий по старшинству… самый крупный… самый неряшливый.

— Я тебя попрошу организовать развлекательную программу. Ради меня, ладно? Какие-нибудь подвижные игры вокруг батута.

— Непременно, — отвечаю. — Все, что пожелаешь.

Я держу форму для выпечки. Эми ножиком отодвигает края коржа, и тут распахивается дверь-сетка.