Игорь Свинаренко - Тайна исповеди

Голуби вызывали во мне весьма нежные чувства. Мне давали кормить их птенцов, маленьких жутких уродцев, с виду прям мини-динозавров. Это наночудовище смело залезало своим клювом в мою страшную — для него — пасть, и я языком подталкивал к нему, кажется, кашу.

Однажды я залез на чердак, по деревянной, почерневшей от старости и непогоды лестнице — и, заглянув в дверной проем, увидел полосатого соседского кота, который метнулся от меня и исчез в темном углу, где у него, похоже, был тайный ход наружу. Я успел только заметить, что кошачья морда была заляпана светлой кровью и облеплена мельчайшими перьями и пухом. Позже я увидел окровавленную фашистскую морду, которая раздавила кота, с разбегу — в итальянском «ХХ веке».

— Что ж это такое творится? Ушибся, что ли, кот? Ранен? — заволновался я.

Всмотревшись в темноту сарая, я увидел тушки, трупики моих родных птиц. Иные были просто растерзаны, разделаны. Убитые птенцы выглядели особенно жалобно. Они валялись среди проса и черно-белого обильного говна своих родителей. Я долго еще рыдал, и там наверху — и после, спустившись. Помню те свои чистые детсадовские слезы! Слезинок ребенка было до хера…

Дед пытался меня успокоить, гладил по макушке. Я сквозь слезы просил двустволку, этого я хотел больше всего в жизни — на тот момент. Я хотел застрелить подлого холодного убийцу — соседского Ваську. Я отчетливо видел будущее: вот я пристрелю этого кота как собаку, и справедливость немедленно восстановится, и мне сразу станет легко и весело. Васька же из красавца превратится в ошметки мяса и обрывки меха, и его окровавленные кишки будут точно так же торчать наружу, как у погубленных им голубков… Вот я разламываю ружье, вставляю пару патронов, со щелчком соединяю части оружия — и жду в засаде подлую тварь… Как мне хотелось покарать убийцу! Птенцы были б отомщены. И настала б в этом мире справедливость, сцуко.

Но, конечно, щастье не настало, — ни тогда, ни после… Хотя убийство украсило б мою жизнь, я тогда был в этом убежден. А так в тот черный кровавый (цвет знамени анархистов) день несовершенство этого мира открылось со страшной отчетливостью и нанесло первое ранение моей нежной душе. (Детские драки — двое на одного меня — не в счет.) Вообще это было б довольно по-донецки — штатский берет оружие и убивает всех, кто ему не нравится… Как мне было больно, что дед не дал мне ружье! А ведь говорил, что любит меня… Говорил, говорил — и вдруг выясняется, что он не хочет сделать меня счастливым, мешает мне установить справедливый миропорядок! Хотя ему это ничего не стоило! Это ранило меня даже сильней, чем убитые птенцы-уродцы.

С тех самых пор, глядя всякому коту в глаза, я вижу его сущность: это природный убийца, идеальный killer. Это котовское хладнокровие — просто беспримерно! Как можно любить этих тварей с окровавленными фашистскими мордами, как на карикатурах Кукрыниксов? Но уж так устроен этот мир… По-хорошему, коты должны жить в дикой природе. Вообще их дело — убивать нежных розовых мышат, рвать доверчивых желторотых птенчиков, чтоб аж перья летели, как из распоротой перины. Фашисты, мля.

И еще же эта жуткая вонь от кошачьего дерьма, которую кошатники упорно не замечают — привыкли жить среди говна! Мы из вежливости делаем вид, что тоже не замечаем запаха… Кошатники, наивные люди, думают: когда кот ссыт в доме, даже и в кювет, даже и без промаха, — то никто ничего не унюхает. Но мы, pet free, только из деликатности не морщимся. А так-то заходишь в квартиру любителя животных — и сразу бьет по чувствам кошачья протухшая моча! Мерзкие, отвратительные, затхлые ссаки. И еще же этот кот работы художника Путина, вид сзади — отвратное зрелище. Со сракой в центре картины. Вони кошатники не замечают так же, как мужья могут не знать, что их жены — бляди. Все знают, а мужья — нет. И люди с хорошими манерами молчат про это.

Эта деликатность — та же самая, которую мы демонстрируем лысеющим старикам, что с двух боков зачесывают уцелевшие волосы на голую макушку, и мы делаем вид, что держим этих закомплексованных облезлых самцов за волосатых. И точно так же мы в упор якобы не замечаем как бы пластмассовой кожи на лицах тоже закомплексованных самок, которые дорого и неудачно сделали пластику…

Короче, с котами у меня как-то не заладилось.

Но сущность их я знал замечательно. Это чувствовали все — и люди, и коты. Никто не мог усомниться в том, что я — выдающийся зоопсихолог. Приведу вот хоть такой пример.

Ко мне пришел за советом мой старый друг Филя. У него в семье начались проблемы.

Сперва выпили. А дальше он стал мне жаловаться на жизнь. Беда была в том, что его статус доминирующего самца был подвергнут сомнению. На глазах женщин его стаи.

— Ты убил его? Помочь труп закопать? Тяжело, но сделаем…

— Нет, он жив. Это животное! Он нерусский. Американец. Джек. Окрас silk point. Я за него 400 баксов отдал.

— Что, уже заказал? Так дешево?

— Не, не заказал, а купил. Так вот, он ссыт, гад, в мои тапки. И нападает на моих женщин. Ноги им царапает. И последняя новость: это животное обоссало мои любимые кожаные штаны. Я их мыл, мыл, даже духами после поливал, но толку мало…

— То есть вот ты идешь, а он на тебя ссыт?

— Не, они лежали на кресле.

— Тварь. Нет слов.

Хотя слова на самом деле были, но не выражали эмоций, а просто обозначали наличие каких-то чувств.

— Полез в интернет, узнать, как запах отбить, а там все пишут — кожаное, обоссы его, так и будет вонять всю оставшуюся жизнь! И вот что удивительно: штаны стоили 400 баксов — и кот ровно столько же.

Я стал его утешать:

— Да оно, может, и к лучшему. Тебя могут не за того принять в этих штанах, незнамо что подумают про твою ориентацию, а тут тебе не Сан-Франциско! И пострадаешь ни за что. Одевайся лучше как мужик. Как простой пацан. Чтоб ссали тебя — а не на тебя. А то вон, вишь, смотрят на тебя и не верят, что ты доминирующий. Самец.

— Я, короче, его за шиворот, и на балкон, и так держу подлеца над бездной. И ругаю его изо всех сил. Как только я его не обзывал. Но он же не понимает слов. Сейчас вот пальцы разогну — и всё! Кранты! Это ж деликатней, чем утопить, а?

— Ну, даже не знаю. А что соседи? Как реагировали?

— Молча. Им Джек давно не нравится. Они так очень косо на него смотрели. Потому что все собачники. Им Джека не жалко нисколько. Ты вот слышал, чтоб собаки ссали в ботинки или царапали ноги хозяйской жене? То-то же.

— Так ты его не выкинул?

— Не. Да и толку было б немного, у меня третий этаж, этому гаду, небось, ничего б не было…

— И что, вот прям ноги царапает? Извращенец просто.

— При мне — ни-ни! А как я за порог — он и борзеет. Прихожу домой — женщины исцарапаны, а он сидит как шелковый.

— Silk point. Может, я перегибаю палку, но его надо точно грохнуть. Ну, хочешь, я приеду и всё сделаю?