Игорь Свинаренко - Тайна исповеди

На другой день в общаге рассказывали историю про труп, найденный у пивной. Я ругал себя страшными словами и не выходил на улицу три дня. Сидел в комнате. Порывался встать и одеться, совсем уж было собрал свой портфель и чуть не решился пойти на занятия в универ. Но — снова укладывался на кровать. Я был тогда, в те дни, убежден, что больше ни в чем нет никакого смысла. В оцепенении я ждал, что за мной придут. Мне казалось, что я начал понимать сонных мух. Они еще живы, но уже ни на что не годны. И думал о том, что в последнюю очередь стали бы искать убийцу среди студентов из Союза. Типа — какие из них убийцы? Они вроде как сильно академические и к тому ж «старшие братья». А вот про кого болтали, так это про гастарбайтеров из Мозамбика, про вьетнамцев, которые строили немцам железную дорогу, и, разумеется, про поляков-фарцовщиков, приезжавших сюда за товаром. Поболтали — и забыли. Я же то чувство легкости, тот вольный полет, когда я кинулся на врага и поверг его — не забыл… И после еще не раз подолгу смаковал это дорогое переживание: я — король, я делаю всё, что хочу!

И еще я долго вспоминал навязчивую строчку кого-то из классиков: «Увидишь немца — убей его! Сколько раз увидишь, столько и убей!» Кто это такое сказанул? Эренбург? Симонов? Поди их разбери… А это статься 282 УК, между прочим. Теперешнего, а тогда какая была — уж и не вспомнить.

… В юности меня сильно и долго мучило то, что я еще ни разу не побывал в любимом (или ненавистном, разницы тут мало) Рейхе и ничего не знаю про иностранок. И вот, студентом заехав внезапно и случайно в Ригу, я там на своем жизненном пути наткнулся на Ингу. Девка справная, но от нее у меня, увы, нисколько не учащался пульс. С другой стороны, нельзя же, если ты не сумасшедший, всё время предаваться африканским страстям!

Как я попал в Ригу?

Мой друг Димон вернулся из армии, и родня, жившая в глубокой провинции, выдала ему не толстую, но — пачку денег, чтоб он развеялся после казармы и прибарахлился. Там-то у них не было ничего, кроме совецкого невзрачного ширпотреба.

И вот Димон проездом оказался в Москве, ожидаемо застрял в ней, найдя меня, и мы пару дней пили портвейн под жареную картошку и плавленые сырки. Это было не то что вкусно, а и вовсе изысканно.

В один прекрасный вечер мы поехали во Внуково — проводить Димона на аэроплан. По пути взяли бутылку армянского и распили ее в автобусе. Моему другу было больно прерывать веселье и останавливать нашу теплую попойку, она была страшно драгоценной, после долгой-то разлуки. (Особенно с учетом того, что жизнь коротка, — о чем тогда никто из нас никто всерьез не задумывался, но вскоре я получил железное тому доказательство, увы.) При том что, да, я пару-тройку раз приезжал к нему в часть и привозил водки, и к ней — цивильную закуску. Мы заседали с Димоном в солдатской столовой, в углу, я — на шухере, лицом к залу, а он напротив меня. И по моей отмашке, когда в поле зрения не попадал никто из офицеров, он накатывал стакан и быстро заедал его шпротным паштетом. Я внезапно подумал тогда, что он алкоголик. И сразу обкатал новую мысль — недалеко я от него ушел, в этом смысле. После я перестал стесняться своего алкоголизма.

Однажды Димон, будучи рядовым, отбывая ту свою двушечку в лесном гарнизоне, заехал ко мне в общагу в форме — по пути из госпиталя, куда он со своим армейским другом обманом протырился отдохнуть, симулировав что-то, — обратно в часть. И вот эти два солдатика заехали ко мне отдохнуть, типа отдых на пути в Египет. Мы, конечно, выпили. Как раз тогда появилась дорогая водка — «Старорусская», по 4.12, а дешевую, «коленвал» по 3.62, было не достать. Друг моего друга, стало быть, и мой друг тоже — напился и истекал тяжелыми пьяными слезами:

— У меня уже год не было бабы, ну просто никакой. Мне бы какую-нибудь! Да любую! Хоть страшную! Я даже на трипперную согласен!

В общаге было много веселых и заводных девиц, и я, как дурак, задумал уболтать какую-то из них, причем не для себя. Беда была в том, что солдат действительной службы, рядовой, которому еще целый год мотать срок, котировался намного ниже, чем студент, пусть даже глубоко провинциальный и крайне стесненный в средствах, то бишь низкорейтинговый. Это меня как-то даже приподняло — в моих по крайней мере глазах. И я пошел решать поставленную задачу. Кто ее поставил? Жизнь и совесть. Я взывал к лучшим чувствам своих однокурсниц, обращаясь к тем, кто прошел уже огонь и воду и немало чего повидал на своем пути:

— «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины, чего-то там русские женщины…» Коня на скаку остановит, ну, сама понимаешь. Человек кровь проливает за вас, а вы его вот так динамите! Ну что тебе стоит? Это мое второе я! — выкладывался я и врал легко, весело, непринужденно.

— Твое второе я? Ну вот и еби его сам! А че ты ко мне пришел? Я тебе блядь, что ли?

Она, конечно, была замечательная блядь, но это был не тот случай, когда следовало называть вещи своими именами, да.

— Ну, причем же тут блядь?! Я взываю к твоему гуманизму! Я играю на тончайших струнах твоей души!

— Да ну тебя нах! Игрок, тоже мне, нашелся!

Я прошелся еще раз по этажу, надеясь найти совестливую девушку, которая утешит защитника родины, — но всё было тщетно. Вернувшись в комнату, я обнаружил спящего поперек кровати Димона — и его однополчанина, рыдающего на полу от неутоленной страсти к этому делу.

Утром я проводил их на Киевский вокзал, пытаясь издалека обнаружить патрульных и предупредить об опасности похмельных, в тяжелом состоянии, дезертиров. Всё обошлось. И вот через год Димон приехал в ту же общагу уже не как жалкий раб, но как свободный римский гражданин, ого!

И после того как мы по дороге в аэропорт распили ту последнюю бутылку — это был в те годы очень важный ритуал, алкоголь играл роль деликатеса, щастья, это была такая жидкая свобода, — Димон сказал:

— Я вот что решил: ты тоже летишь!

— Смелая идея! Роскошная! Шутка удалась.

— Да почему ж тебе не полететь?

— Денег нет. И одет я кое-как… Ботинки на босу ногу… Свитер на голое тело…

Это была такая алкоголическая униформа. «Полуголый торс». Хорошо еще не пиджак поверх человеческой кожи!

— К тому же я даже и паспорт с собой не захватил…

— Так студенческий же при тебе. Щас кассиршу уболтаем. Денег точно нету — но это у тебя, а у меня-то они есть, Боливар вынесет двоих.

Мы легко купили второй билет — и сквозь метель побежали по взлетному полю к далекому самолету. Время поджимало. Нормальные пассажиры уже давно доехали до своего борта на аэропортовском автобусе и дышали пластмассовым воздухом из самолетного кондея. Мы таки догнали самолет! Заскочили в него через овальную дверь, сидим в креслах рядом, смотрим друг на друга весело — афера удалась! В молодости победы, даже маленькие и бессмысленные, так кружат голову!